Ива, Антония или Вероника
Шрифт:
Глава десятая
Я отпрянула от двери.
– Что за чёрт… Проходи в дом, Ника!
И в тот же миг нога соскользнула с обледенелого порога, и я покатилась по скользким ступеням. Младшая сестра кинулась на помощь, но я сшибла её, и мы в обнимку шлёпнулись в мягкий сугроб. Из Никиной маленькой ладошки вырвался пакет, и оттуда, как из мешка Деда Мороза, солнечной жёлтой россыпью выкатились лимоны.
– Яффские лимоны… – словно извиняясь, пояснила ведунья и начала ползать по снегу, как неповоротливый ёжик, собирая их обратно в пакет. Я поползла за ней и, догнав, схватила за рукав
– Откуда ты знаешь, что я не ездила в Щепнёво?! Откуда ты можешь знать это, Вероника?
Она подняла на меня глаза. Обычно смешливые, сейчас они были полны неподдельной тревоги.
– За несколько дней до убийства я видела вещий сон. Как будто…
Мне стоило огромного труда не скривиться от этих слов.
– Умоляю тебя, Ника, избавь меня от вещих снов и говори по сути!
– Я так и думала, что ты не поверишь, – огорчилась Ника. – Ну хорошо… Я знаю это потому, что вечером семнадцатого января мы обе были здесь, Фло. Здесь, у тебя дома. Ты лежала с температурой. Неужели ты совсем ничего не помнишь?! Тони сказала, что ты звонила ей ночью из Щепнёва. Будто бы призналась в убийстве того мужчины. Но это невозможно! Ты не могла этого сделать, потому что мы с тобой были здесь!
– Та-ак… А кто ещё в курсе?.. – Я вцепилась в неожиданную добрую вестницу крепче.
– Кто ещё? Гм… – призадумалась Ника. – А-а! Часов в девять приходила соседка, такая седая, в платке, и попросила муку. Ты поискала, но не нашла, и так и ответила ей: муки нет.
– Ты серьёзно?!
Ника кивнула. Бровки упрямо нахмурились.
– Конечно.
Так, похоже, над моей головой тоже золотистым ореолом засияло алиби.
– Я приехала к тебе в четверть седьмого, – зачастила сестра. – Ты лежала с температурой и жутко кашляла. И я весь вечер пробыла с тобой. Если мне не изменяет память, почти до полуночи. А Тони с Ивой утверждают, что ты звонила им в двадцать два с чем-то. Но в это время ты была здесь, со мной, понимаешь?! Ты никуда не выходила. Ты не могла никуда поехать, никого убить и ниоткуда звонить! Мне тоже поступил звонок с твоего номера… Правда, заметила я его только утром – телефон валялся дома. Но это никак не могла быть ты, Фло!
В моём горле внезапно разразился пожар. Он взвился вверх, обдал щёки и уши.
– Ты очень выручила меня, Ника, – проговорила я пересыхающим от волнения языком. – И в тот вечер, и сейчас. У меня прямо камень с плеч упал! Только, прости… Это точно не сон? Ты иногда путаешь реальность с вымыслом…
Ника поспешно отвела взгляд в сторону, но тут же вновь взглянула на меня честными глазами и торопливо произнесла:
– Конечно нет, Фло. Это чистая правда!
Мне показалось, что в голосе сестры звякнула неискренняя нотка, но я отогнала это ощущение. Слишком хотелось поверить её исцеляющим словам.
Освобождённые, будто вырвавшиеся из плена, радость, лёгкость и свобода заплескались во мне, от макушки до пяток, и при виде смешной Вероники с замёрзшей покрасневшей пипкой нахлынула невообразимая нежность к источнику этой возрождённой лёгкости. Благодарность за исцеление была столь сильна, что подспудное чувство вины перед нею, далёкое, запертое глубоко-глубоко внутри, вместе с другими чувствами выпорхнуло наружу. И я поняла свою неосторожность лишь тогда, когда нежно коснулась маленького шрамика
Ника дёрнулась как от тока и задрожала. На её лице отразился ужас.
– Прости… – пролепетала я.
Она быстро-быстро заморгала и задышала часто и неровно, как будто ей не хватало дыхания.
– Прости… О господи… Простишь ли ты меня когда-нибудь?! – крикнула я в отчаянии.
– Мне пора, – внезапно заторопилась Ника, не ответив и пряча шрам глубоко под клетчатый шарф. – Я побегу.
Что-то нарушилось в этом дне. Злая тень прошлого рассекла его, отшвырнув нас, таких радостных и близких мгновение назад, по разные его стороны. Я осталась здесь, на скользком пороге коттеджа, а бедняжка Ника невольно снова окунулась в тот давно минувший кошмар,
всерьёз надломивший её психику.
Надо же, как надолго осталась та история в подсознании младшей сестры, если даже лёгкое прикосновение к шраму превращает её в запуганного ребёнка…
– Спасибо… – глухо пробормотала я.
Маленький милый колобок в полушубке вздрогнул и, не произнеся ни слова, покатился к калитке, а я смотрела, как Ника открывает дверь и по узкой тропинке переступает короткими шажочками дальше, к своему «ниссану».
Шероховатость глубокого подковообразного шрамика всё ещё чувствовалась на кончиках моих пальцев.
Машина Ники медленно развернулась, выбралась с обочины на дорогу, и оттаявшие мысли поплыли в голове.
Значит, семнадцатого я находилась дома, как минимум с восемнадцати ноль шести (звонок Батниковой) до полуночи.
С пятнадцати минут седьмого Ника была со мной.
Ива со своим вечно обостряющимся холециститом уже неделю лежит в больнице.
Тони только позавчера прилетела из Франции…
Но кто же тогда звонил с моего телефона в десять часов ночи из Щепнёва?..
А как определить, что звонок был именно из Щепнёва?.. Ведь это известно только со слов звонившей, той, что выдавала себя за меня…
Поднявшись на второй этаж, я медленно распечатала новую пачку Mellory, вытянула длинную сигарету, привычным движением сунула её в рот и закурила.
Значит, я весь вечер была дома и никуда не отлучалась. Но как в таком случае быть с убедительным рассказом Алекса, который якобы нашёл меня в сугробе с кровью на щеке? И которому я якобы сообщила, что убила мужчину в Щепнёве?..
Что-то сверкнуло в глаза. Отблеск фары…
Бегло взглянув на дорогу, я заметила вслед за «ниссаном-жуком» Ники исчезающую на повороте длинную тёмно-красную машину. Очень напоминающую «ауди».
Глава одиннадцатая
Второй день я лежу в постели с градусником под мышкой. Лоб горит. Вчера температура снова подскочила, и пришлось заправиться лекарствами по самые уши. Какого чёрта я потащилась на эту дурацкую фотосессию шапочек Веры Судоргиной?.. Я вздыхаю. Причина проста – деньги скоро закончатся. Тони права: я не умею жить по средствам. Не умею бережно копить, как Ива, довольствоваться малым, как Ника, и зарабатывать много, как сама Тони. Деньги текут у меня сквозь пальцы, я люблю жить широко и весело и никогда не имею ни гроша за душой. А отцу, лежащему с сердечным приступом, не до того, чтобы перечислить мне полагающуюся ежемесячную сумму. И Алекс с его немаленькими доходами не вовремя отправлен восвояси…