Ива, Антония или Вероника

Кроткова Изабелла

– Скажите, Флора Филипповна, где вы находились вечером семнадцатого января? Желательно поминутно.

– Здесь! – отрезала я довольно жёстко. – Я весь вечер была дома и никуда не выходила.

Следователь снова начал кропать что-то в протоколе.

– Есть ли у вас свидетели, которые могут это подтвердить?

– Да! – с размаху выкинула я козырную карту. – Моя сестра Вероника была со мной. Она приехала в начале седьмого и осталась допоздна. – Я бросила на следователя быстрый колючий взгляд. Что, съел? –

Если этого недостаточно, есть и другие свидетели. Насколько мне известно, Андрей Лавровский был убит около девяти. Так вот: как раз в девять ко мне заходила соседка за мукой! Мать Игоря Ломова. Можете спросить у неё! – В этот миг мою голову внезапно посетила удивительная мысль, что Ника обманула меня и никакой соседки не было.

Я вдруг вспомнила, что уже давно не встречала на улице мать Ломова, и почувствовала, как предательски задрожали под пледом колени.

– Вот как?! – Мокроусов изумлённо поднял голову от протокола. Ручка растерянно зависла над исписанным на треть листом.

– Да, вот так, – добавила я уже менее уверенно.

– А Веронику соседка тоже видела? – как бы между прочим поинтересовался Эдуард Васильевич, быстро оправившись от лёгкого шока и вновь приблизив голову к сухим строкам протокола.

– Спросите у не… – с нервным всхлипом я проглотила последнюю букву.

Судя по хитро блеснувшим глазкам, какая-то новая идея зародилась в мозгу следователя.

– Обязательно спрошу. А пока продолжим с вами. Итак, вы утверждаете, что в тот вечер с вами была Вероника, – прищурился Мокроусов, и к губам прилипла скользкая улыбка. Он внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Утверждаю, – кивнула я.

Он кивнул и снова зачиркал ручкой по листу.

– До которого часа Вероника была здесь?

– До полуночи, – уверенно сказала я.

– Вы это точно помните? – Мокроусов поднял безволосые брови. Во взгляде скользнула ирония.

– Абсолютно точно.

В воздухе повисло напряжение. Закашлявшись, я провела рукой по лбу, стирая испарину.

Следователь усмехнулся и, выдержав паузу, заметил:

– А вот ваш супруг, с которым я побеседовал утром, утверждает, что приехал сюда в пять минут первого и нашёл вас в постели в глубоком обмороке, вызвал скорую… Так?

– Так… – Меня точно обдало ледяным душем.

– Он сказал, что улица в это время была абсолютно пуста. Куда же делась машина Вероники?

– Может, успела завернуть на Переяславское шоссе? – предположила я.

– Может… – неопределённо сказал Мокроусов. – Но что-то мне подсказывает, что Вероника уехала гораздо раньше. Причём, когда именно, вы знать не можете, так как пребывали без сознания. В вашей крови обнаружен алкоголь. Вы пьёте?

Господи, память моя, помоги мне!..

– Иногда, как все, – пожала я плечами. – Если есть повод…

– А в тот вечер какой был повод? – ухватился Мокроусов за

мои неосторожные слова. – Может, хлопнули с сестрой за встречу? А? – Он вдруг неприятно рассмеялся.

Не дождавшись ответа, следователь внезапно стал серьёзным.

– Не слишком добрый сосед алкоголю – тимидолин. Вы принимаете тимидолин?

Я не понимала, к чему он клонит.

– Нет, не принимаю.

– Каким же образом он оказался в вашей крови?

– Понятия не имею.

– И даже предположений нет?

– К сожалению, ни малейших.

– Ну хорошо… А где в это время находился ваш сотовый телефон? – продолжил он аккуратно затягивать петлю на моей шее, зайдя вдруг с другого боку таким сказочным тоном, как бабушка в платочке, растворяющая створки окошка в детской передаче.

– В какое время?.. – небрежно переспросила я, давя стремительно нарастающую тревогу.

– Меня интересует исключительно вечер семнадцатого, – Мокроусов поднял глаза к потолку и сосредоточил взгляд на люстре.

– Здесь… где же ещё?! – Между лопатками заструился пот. – Он всё время находился здесь.

– Но утром восемнадцатого января он был найден на пороге особняка «Сорока» дворником Ярославом Фатеевым. Как вы можете это объяснить?

Я почувствовала, что дыхание становится прерывистым.

– Никак… Вам надо, вы и объясняйте…

Следователь полистал свои записи.

– В 18.06 вам звонила Алина Батникова. Так?

– Так, – подтвердила я.

– И вы были дома.

– Дома.

– И телефон был с вами.

– А вы считаете, что я, будучи дома, побеседовала с Батниковой по телефону, находящемуся в Щепнёве? Или, поговорив дома, спокойно положила его на порог особняка? Я не обладаю умением вытянуть руку на тридцать пять километров, – зло буркнула я.

– Не надо так нервничать, Флора Филипповна. Следствие располагает сведениями о том, что в семь вечера семнадцатого января ваша сим-карта обнаружилась в районе особняка «Сорока» в Щепнёве. А в одиннадцатом часу с неё были совершены несколько звонков, в том числе Веронике Веденеевой, которая, по вашему же утверждению, находилась здесь, с вами, аж до полуночи! Как вы можете всё это объяснить? – спокойно вопросил следователь.

В лицо мне бросилась краска.

– Это звонила не я, – едва сумела я выдавить.

Эдуард Васильевич пронзил меня острыми въедливыми глазками.

– Ну, допустим, не вы. Но как телефон попал в Щепнёво, если в шесть вечера вы беседовали по нему и больше из дома не выходили? Ведь так? – уточнил он.

– Я неважно себя чувствовала в тот день, – резко сказала я. – У меня была температура. Есть заключение врача. Поехать в таком состоянии я никуда не могла.

– Угу… – Снова чирканье по листу протокола. – А возможно ли такое, что Вероника, уезжая, прихватила ваш телефон?