Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва
Шрифт:
— Я думаю, можно одним словом ответить, Андрей Яковлевич: хорошо. Вот только строители слабоваты. Буду просить у Батайкина хоть одного инженера-строителя. Пусть хоть самого завалящего даст, у нас здесь, на свежем воздухе, из него дельный человек получится.
— Не дадут, — уверил Николая Штерн. — Голод на людей!
— А у меня не голод, а нож у горла!
— До первой нефти. Будет нефть — получите всё! До тех пор пока весь ваш район — нерешенная задача, людей не ждите!
— Заколдованный круг?
— Нефть, нефть! — повторил Штерн. — Давайте нефть — и всё получите!
— Подождите, Андрей Яковлевич! — поспешил Николай. — Помогите мне соединиться с начальником снабжения.
— Со Старостиным?
В трубке прозвучал голос телефонистки, потом все заполнил сочный мужественный басок: «Старостин у телефона».
Николай назвал себя, ожидая, что далекий собеседник по этому вопросу выскажет что-нибудь похожее на удивление. Хотя бы по поводу выхода Пожмы в телефонные сферы. Но Старостин был, видимо, сугубо деловым человеком.
— Я слушаю, — повторил он.
— У меня маленькое дело, — сказал Николай. — Мы просили дать нам пилу-дроворезку, но вы нам отказали.
— Раз отказали — значит, нету, — с прежним бесстрастием буркнула трубка.
— Да, — усмехнулся Николай. — Потом мы просили просто дисковые полотна — станки изобрели сами. Вы нам тоже отказали.
— Вы ведете какой-то бесполезный разговор. Я отказал письменно, значит, имел на это основания!
— Вы не волнуйтесь, — мирно заметил Николай. — Дело в том, что вы не имели на это оснований. Пилы мы все-таки достали в вашем хозяйстве, о чем я с удовольствием и докладываю вам! Кроме того, хотелось бы выяснить, заслуживает ли наш, самый дальний участок вашего внимания. Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли и хорошенько представили, в каких условиях здесь работают люди…
— Где вы достали пилы? — насторожилась трубка.
— Не могу вам сказать, поскольку сам не в курсе, — не скрывая насмешки, ответил Николай и почувствовал, что задел Старостина за живое. — Достали сами рабочие. Выходит, рабочие-то заинтересованы в деле больше, чем мы с вами, товарищ Старостин.
— Так у вас это целая система! — зарокотал бас. — Вы меняете номенклатуру снабженцев без моего ведома, лезете воровским путем в склады! Я не позволю нарушать темными махинациями плановость снабжения! Если вы завтра же не представите материал о хищении оборудования, я вынужден буду поднять этот вопрос в прокуратуре!
— Мы представили вам в свое время материал о темных махинациях завпищеблоком, но он странным образом потерялся в вашем плановом хозяйстве, — желчно сказал Николай. — Теперь приходится поднимать этот вопрос в масштабах комбината. Но не у прокурора, а в парткоме!
— История с вашими снабженцами требует изучения, а пил на складах в наличии не было, — понизил тон Старостин.
— Значит, картотека с пилами подвела? — съязвил Николай. — Бывает! А насчет «изучения» вопроса о пищеблоке у вас не было оснований не доверять мне и нашей парторганизации! Тем более — класть материал под сукно!
В трубке явственно прозвучало тяжелое, с одышкой сопение.
— Чего вы хотите? — выдавил из себя Старостин.
— Я хочу оперативной помощи, не хочу формальных отписок! Не люблю, когда меня ставят в глупое положение перед рабочими!
— Не
«Болван! — скрепя сердце подумал Николай и швырнул трубку на рычаг телефона. — Держат же таких на руководящих постах!»
Он порывисто взял лист бумаги и собрался написать обстоятельное и злое письмо о техснабжении начальнику комбината, но ему помешали.
От порога в полосу света прошагал Бажуков, за ним осторожно вошла Катя.
— Четыре дня прошло, товарищ начальник, — угрюмо и сосредоточенно известил Бажуков.
— Значит, теперь ты все хорошо обдумал? — сурово спросил Николай.
— Все как есть, до самого дна, — согласно подтвердил парень.
— Ну и как?
— Да что ж, товарищ начальник… Сводку-то слышали? Положение такое, что мне теперь в самый раз — на фронт.
Николай изумленно, не отрываясь, смотрел на Бажукова.
— Если уж я буду сидеть в тылу, так это с моей стороны будет… не знаю, как и назвать! Вы спросите, кто первое место в сороковом году занял на соревнованиях по стрельбе? — как ни в чем не бывало продолжал парень. — А мне какую-то «бронь» дали. Пускай фашисты для себя бронь готовят, а мне тут сидеть больше нечего!
— Решил бесповоротно?
— Я ж говорю!..
Николай собрался уже покруче выпроводить Бажукова, но в это время он встретился глазами с его прямым и ждущим взглядом сквозь длинные девичьи ресницы. И он почувствовал, как внутри что-то сломалось, а накопившаяся ярость разом утонула в горячем сочувствии к этому невзрачному, почти незнакомому парню. Было ясно, что Бажуков готов еще десять раз прийти за разрешением, будет ходить до тех пор, пока не растеряет все свое уважение к начальнику. А потом пойдет дальше и не успокоится, пока не получит в руки заветную снайперскую винтовку.
— А как комсомольская организация на это смотрит? — испытывая себя, спросил Горбачев Катю, которая безмолвно сидела у окна, положив локоть на спинку стула, и не спускала глаз с обоих — просителя и начальника.
Она тревожно вскинула ресницы. Бажуков отнес это на свой счет и поспешил высказаться:
— Если организация настоящая, то ребята возьмутся меня тут заменить! А насчет того, кто за стрельбу премию получил, так есть грамота райкома…
— Он действительно, Николай Алексеевич, куниц и белок только в глаз бьет, — подтвердила Катя. — А ходатайство на фронт.
— Да?
— О ходатайстве надо с Кочергиным посоветоваться. Я не знаю, как он посмотрит!
— Согласен, согласен он! — вскричал Бажуков, видя, что дело пошло по инстанции и теперь не скоро добьешься толку.
Но Горбачев неожиданно шагнул к нему и крепко пожал руку.
— Молодец ты, ей-богу, молодец! — обрадовался он за Бажукова. — Правильно поступаешь, когда душа требует! Не все, я скажу тебе, так умеют, не все!
Потом Николай порывисто сел к столу и вместо скучнейшей реляции начальнику комбината с удовольствием написал отношение в отдел кадров. Он знал, что после этой бумажки ему очень трудно будет просить пополнения рабочих, и в особенности буровиков, и все же он писал ее.