Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва
Шрифт:
И его терпели. Отчаянная лихость новичка была им по сердцу. И даже Шумихин его не трогал, не одергивал: как и всякий русский человек, старик любил красивую работу с разумной лихостью, особенно если ее исполнял вчерашний лодырь и бузотер.
Только дождавшись, когда Алешка забил последний гвоздь и, выпрямившись на перекладине, как всадник, победно глянул вниз, Шумихин не выдержал.
— Сукин сын! — закричал он. — Ты что же это, в котлету хочешь? Пристегнись мигом, не то назад, к Глыбину, спишу!
Алексей
— Шумихин, за вышку — благодарность, за верхолазов — выговор! — сказал Николай, приблизившись к лебедке. — Почему без поясов?
— Не подчиняются, товарищ начальник! — не чувствуя вины, сказал Шумихин. — Причем у одного в исправности…
— Давно? — Николай подозрительно усмехнулся. — Смотри, Семен Захарыч, за Овчаренко ты мне головой отвечаешь. Ты понимаешь, что получится, если он полетит?
— Убьется, — глубокомысленно согласился Шумихин.
— Эк его! — досадливо покрутил головой Николай.
Алешка слышал их разговор.
— Провались земля и небо, мы на кочке проживем! — заорал он сверху.
Шумихин возмущенно затанцевал вокруг костыля:
— Хулиган первой статьи! Если и будет из него добрый верхолаз, так всю душу успеет вымотать из меня! — И снова задрал голову: — Слазь! Сегодня с тебя хватит, внизу будешь! А то придется еще акт по технике безопасности стряпать на мою голову!
— У вас там комары заживо сожрут! — отшутился Алешка.
— Слазь, коли говорят!
Алешка, как игрушечный акробат на лесенке, вдруг нырнул вниз головой, перевернулся на руках и, достигнув ногами маршевой лестницы, бросился по ней вниз, скользя локтем по перилам. Через полминуты он стоял уже на земле. Отряхнув шапку от росы, нахлобучил ее на самые глаза.
— Ну как дела, верхолаз? — с усмешкой спросил Николай.
— Учусь, — уклончиво ответил Алешка.
— Работа как?
— Люди скажут…
Шумихин делил пайковую махорку: с куревом опять стало туго, его распределяли по бригадам.
Тут-то Горбачев извлек из кармана спецовки непочатую пачку махорки «белка», той самой, от которой с двух затяжек бросало в пот, и протянул Алешке.
— Из моих сбережений, — сказал он.
И Алешка взял, все было вполне законно. Да и пачка издавала какой-то свежий, неуловимо приятный запах, и трудно было удержаться, не взять.
Николай присел к костру, поднял сетку накомарника, обмахиваясь мокрой зеленью иван-чая.
— Семен Захарыч, когда, говоришь, вышку сдаете?
— Послезавтра, думаю, можно начинать монтаж силового оборудования.
— Значит, фонарь за декаду? А помнишь, на первой — три недели требовал?
Шумихин,
— Первый блин, известно. Потом, зима была, многих приучали сызнова. А теперь во всей бригаде один ученик, да и тот черту не брат!
— Вечером собрание будет, — заметил будто бы между прочим Николай. — Поговорим о фронтовых новостях, обсудим предмайские обязательства. Надо бы провести фронтовой декадник по всем участкам!
— Эта бригада целый фронтовой зимник провела, какой там декадник! — важно вставил Овчаренко.
— А ты откуда знаешь?
— По всему видно — львы, а не плотники.
— Неплохо потрудились, — согласился Николай. — Все работали как надо, и особенно бригада Тороповой.
— Это девки-то? — Алешка вытер губы тылом ладони.
— Напрасно! — перехватил его усмешку Николай. — Они за месяц расчистили пять гектаров бурелома и дорогу протянули почти на километр — ровно по сто восемьдесят процентов на каждую…
— Проценты, может, мелкие были?
— Самые настоящие, без потного лба не взять. А у вас на вышках больше ста пятидесяти еще не было. Собираются к Маю вас на соревнование…
— Что-о-о?!
Всех словно ветром к костру подвинуло. Алешку же последние слова начальника прямо-таки хлестнули по лицу.
— Нас на соревнование? Г-га-га-га!
— Ох, холера их забери, крашеных, а?
— Ха-ха-ха! Держите меня!
— Не орать! — вдруг завопил Шумихин во все горло. — Не орать, как в овечьей отаре! Вы передовые люди, дьяволы, а орете, как бараны! Говорите с умом и порядком! — И значительно вознес костыль к небу.
— Летучий митинг объявляю. Кто хочет высказаться по данному недоразумению в масштабах участка?
Воцарилось общее замешательство. Говорить «с умом и порядком» желающих что-то не находилось. «А кто его знает, как оно выйдет?»
Наконец кое-кто осмелел:
— Чего говорить-то? И так ясно!
— Высоко берут!
— Это начальник — на пушку нас!
— Он такой!..
Алешка вскочил на обрубок бревна, с сердцем ударил шапкой оземь.
— Сделаем, братва, вышку завтра к вечеру, хоть лопнуть! А потом я… Чего вздумали! Верхолазов вызывать!
— Буровики-то, слыхали? — завопил чей-то молодой голос. — Буровики по полсуток берутся трубить!
Шумихин недоверчиво оглянулся на Николая: верно ли? Кто придумал-то?
— Золотов, — ответил Николай на его немой вопрос.
* * *
Немеркнущий вечер северной весны смотрел в туманное окно. На столе в беспорядке лежали книги, которыми в последнее время пришлось очень много заниматься. Теперь они казались чужими и ненужными.