Иван-да-Марья
Шрифт:
— Вы слышали про Фонтенбло? Кажется, там хранится образец…
— Иван Тимофеевич! — очень громко окликнула его Флюра. Не сделай она этого так вовремя, не известно, что бы последовало за его репликой, потому что собирался он рассказать про музей, в котором хранится образец коровьей лепешки. — Мы слушаем вас, — нарочито вежливо обратилась она к пациентке. — Что привело вас к нам?
Женщина незаметно перевела дух и отвернулась от неадекватного врача в сторону деловитой Флюры, чтобы поведать, что периодически испытывает боли и тяжесть в животе,
— Скорее всего, вам нужно пройти гастроэнтерологическое обследование, — пояснила Флюра. — Они назначат вам ФГДС и точно установят причины дискомфорта. Доктор сейчас прощупает вам живот на предмет видимых отклонений. Да, Иван Тимофеевич?! — На имени последнего она сделала намеренное ударение, чтобы привлечь его внимание к себе, в то время как он продолжал с любопытством разглядывать пациентку. — Прилягте на кушетку, он сейчас подойдет…
Женщина встала, перевесила сумку на спинку стула и подошла к кушетке, неуверенно оглядываясь.
— Можно не раздеваться? — смущенно переспросила она.
— Просто задерите кофточку. Этого будет достаточно, — улыбнулась Флюра и пнула Ивана под столом, едва дотягиваясь своей ногой до его, так как ее стол был смежным с его. — Посмотрите, доктор? — с замаскированной угрозой в голосе обратилась она к нему.
Только тут Иван немного пришел в себя и понял, что выглядит по меньшей мере непрофессионально. Он энергично встал из-за стола и подошел к кушетке, на которой уже лежала пациентка и удерживала тонкими дрожащими пальцами кофту, задранную до груди и открывающую взору стройную талию и гладкий с едва заметным пушком живот.
— Так больно? — поочередно спрашивал Иван, надавливая то в одном, то в другом месте, прощупывая живот. — Можно вставать, — удовлетворенно кивнул он, возвращаясь за стол.
Он наблюдал, как женщина встает с кушетки, расправляет кофточку, и не мог не любоваться ее плавными движениями и грацией, так не свойственными грубоватой и угловатой корове, с которой она упорно ассоциировалась.
— Ну что ж, внутренние органы у вас в порядке. По крайней мере, на ощупь. Скорее всего, виной ваше однообразное питание. Сколько… — чуть не сказал сена, — мяса вы съедаете в день?
— Не очень много, я больше люблю овощи.
— Почему-то я так и подумал… — Хотя думал он совершенно о другом. Иван думал, что эта корова не может метить любую территорию без разбора, как свойственно ее сестрам, и что вряд ли с возрастом она превратится в старую, тупую и сварливую, как свойственно им всем, даже самым классным в молодости телкам. Во время осмотра он чуть не забылся и не назвал ее небольшую грудь, обтянутую блузкой, выменем, не имея сил абстрагироваться и не представлять себе, сколько молока может давать такая хрупкая корова.
Иван проконсультировал пациентку о пользе сбалансированного питания и рекомендовал обратиться к гастроэнтерологу по поводу дальнейшего лечения.
— Хотя, лично я думаю, что у вас все в порядке, просто питайтесь, как следует, и тщательно пережевывайте пищу.
— А теперь объясните мне, что на вас нашло? — строго спросила Флюра, когда за пациенткой закрылась дверь. — Вы хоть понимаете, насколько глупо и грубо себя вели?
— Разве? — искренне удивился Иван. Ничего особенного в своем поведении он не заметил, разве что излишнюю внимательность к необычной женщине.
— Вы хоть помните, что говорили ей?
— Ничего особенного…
— Вот именно! Вы говорили так, как будто она невменяемая. Она же едва сдерживалась, чтобы не нагрубить вам!
— Правда? — изумился Иван. — А я и не заметил.
— Никогда раньше не видела вас таким. Что случилось-то? — решив не добивать начальника, спросила Флюра.
— Ничего особенного, просто, она — корова.
***
Маша переживала не самый лучший период в жизни. После развода с мужем прошло два года; два года, как она перебралась из города в пригород, где по максимуму загрузила себя работой, но чувство одиночества не покидало. Постоянно вспоминала слова бывшего мужа: «Я хотел сделать тебя счастливой, но ты, как всегда, все испортила. Твое упрямство граничит с тупостью». Он это произнес таким тоном, словно не прошли пять лет совместной жизни, в течение которых было немало приятных моментов, особенно вначале, когда они еще любили друг друга.
Маша не понимала, как супруги расстаются и при этом умудряются дружить? Как может любовь превратиться в дружбу, а страсть во взаимовыручку? Когда-то она очень любила Сергея, мечтала родить ему детей. Первая трещина в их отношениях появилась, когда он запретил ей даже речь заводить о детях, объясняя запрет тем, что они еще очень молодые, что он посвятил себя карьере, чего и ей желает, а о детях можно подумать лет через десять. Тогда Маша смирилась, как ей казалось, согласилась предохраняться и выкинула из головы мысли о детях, на время.
Вторая трещина пролегла между ними, когда и по истечении пяти лет Сергей продолжал уходить от разговоров о детях, вытащенных ею на поверхность из глубин своего сознания. К тому времени он уже занимал приличную должность в компьютерной фирме и неплохо зарабатывал. Два раза в год они отдыхали за границей, одевались в модных бутиках. Он построил дом за городом. В общем, в материальном плане жизнь их баловала. Кроме того, Маша работала в той же фирме и тоже вносила ощутимый вклад в семейный бюджет.
Окончательный разрыв случился, когда Маша поняла, что больше не может так жить, что кроме денег Сергей не любит ничего и никого. Она честно попыталась с ним поговорить, объяснить, что ее жизнь зашла в тупик, раз она, мечтающая о детях, не может их завести, и вынуждена долгие годы заниматься нелюбимым делом. Вот тогда он и назвал ее тупой. Это поставило жирную точку в их отношениях, а слова врезались в память, чтобы терзать ее вопросом так ли оно на самом деле? Если раньше Маша шла по жизни, ведомая Сергеем, то сейчас она это делала неуверенно, постоянно оглядываясь и продумывая каждый свой шаг.