Иван Грозный: Кровавый поэт
Шрифт:
Клоссиус вернулся несолоно хлебавши. И принялся искать книжные сокровища по всем русским книгохранилищам, какие только существовали. Продолжалось это семь лет. Ни следа уникальных книг так и не обнаружилось, и Клоссиус с болью в сердце признал свое поражение. В статье, подводившей итоги напрасных поисков, он написал с горечью: «Если библиотека и была взята царем в слободу (Александровскую. – А. Б), то она погибла во время смятений при Лжедмитрииях, или, может быть, при страшном пожаре Москвы в 1626 г.». И навсегда оставил надежду отыскать библиотеку, чем более не занимался. На несколько десятков лет воцарилась тишина, о «либерее» Грозного,
Вновь интерес к ней вспыхнул только в последнем десятилетии XIX в. В 1893 г. видный историк Н. П. Лихачев сделал доклад в Обществе любителей древней письменности. К Клоссиусу он не высказывал никаких претензий – не за что было, а вот в научной честности Дабелова сомневался. Точнее говоря, Дабелову он не верил ни на копейку, считая, что вся эта история выглядит крайне подозрительно: во-первых, настораживает, что некоторые сведения Дабелова удивительным образом совпадают с публикациями в зарубежной научной литературе – сначала за границей подробно изучили эту тему, а уж потом появилась статья Дабелова… Во-вторых, странным выглядит поведение Дабелова, преспокойно отославшего бесценный документ назад в провинциальный архив, вместо того чтобы гордо предъявить научному миру. Элементарная добросовестность требовала «список пастора» показать серьезным историкам. И наконец, не странно ли, что архивариус из Пярну категорически отрицал, что в его учреждении вообще имелся такой документ? В-третьих, настораживало, что Дабелов «забыл» имя пастора: оказалось, пастор был вовсе не безымянным, он подписал свои бумаги, вот только Дабелов его фамилию забыл, не записал по рассеянности… Лихачев писал прямо: «Самая забывчивость Дабелова относительно имени пастора с скептической точки зрения объясняется осторожностью человека, знакомого с тщательностью, с которой немцы разрабатывали свою историю: у немцев и пасторы XVI столетия могли оказаться на счету».
Словом, вывод следовал неутешительный: «список пастора» с перечислением уникальных книг, якобы сохранившихся в библиотеке Грозного, – измышленная Дабеловым подделка…
Другой видный историк того времени, С. А. Белокуров, известный тем, что в своих работах часто и много полемизировал с Лихачевым, на сей раз полностью соглашался со своим постоянным оппонентом. Он тоже считал «список пастора» подделкой Дабелова, более того, развивая тему, привел ряд новых аргументов в пользу именно такой точки зрения: из «записок пастора», строго говоря, вообще непонятно, о котором именно русском царе идет речь. Ни имен, ни подробностей. «Записка» составлена так неопределенно, что ее можно отнести и к шестнадцатому веку, и даже к восемнадцатому…
Правда, Белокуров проявил больше великодушия, чем Лихачев: он допускал, что Дабелов не был фальсификатором, а оказался введен в заблуждение «неизвестным лицом». Но главный вывод был тот же: «список пастора» – фальшивка. Нет ни малейших доказательств, что в «либерее» Грозного имелись перечисляемые сокровища.
Белокуров обратился к прибалтийским ученым. Те предприняли обширные поиски с привлечением средств массовой информации – но никаких следов «записок пастора» не обнаружили. Мало того, в ходе поисков обнаружились еще более пикантные сведения: оказалось, что еще в 1776 г. библиотекарь русской Императорской Академии наук Бакмейстер подвергал сомнению и подлинность рассказа пастора Веттермана…
А кроме того, обнаружилось, что и Клоссиус в свое время увлеченно дополнял известные ему сведения плодами собственной фантазии: хотя из «списка», как только что говорилось, невозможно понять,
После выступлений Белокурова и Забелина ученый мир, в общем, не пришел к единому мнению. Одни соглашались, что «записка пастора» – подделка, другие в ее подлинность верили. Одни считали, что библиотека Грозного – в которой не было никаких уникумов – сгорела во время многочисленных московских пожаров (вариант: уникумы были, но тоже сгорели), другие – что она (опять-таки без всяких уникумов) естественным образом оказалась разрозненной и книги «расползлись» по самым разным учреждениям, где большая их часть пребывает и поныне.
Немногочисленные сторонники гипотезы о библиотеке, и посейчас покоящейся в каком-то подземном тайнике, вспоминали о широко известной в свое время истории, когда по велению Петра I не один год искали загадочные кремлевские подземелья.
История такова. В 1724 г. некий Конон Осипов, бывший пономарь одной из московских церквей, подал обширное «доношение», в котором уверял, будто «есть в Москве под Кремлем-городом тайник, а в том тайнике есть две палаты, полны наставлены сундуками… а те палаты за великою укрепою: у тех палат двери железные, поперек цепи в кольца преогромные, замки вислые, превеликие, печати на проволоке свинцовые, а у тех палат по одному окошку, и в них решетки без затворов… а ныне тот тайник завален землею, за неведением».
Эти сведения якобы по дружбе Осипову поведал некий дьяк Макарьев, которого еще царевна Софья в свое время посылала исследовать кремлевские подземелья. Дьяк вроде бы отыскал подземный ход, дошел по нему до помянутых «палат», заглядывал через решетку и видел сундуки, которыми комнаты уставлены были до потолка. Однако Софья, которой дьяк доложил о результатах поисков, отчего-то совершенно не заинтересовалась тайником и приказала в те подземелья больше не ходить.
Прошением заинтересовался сам Петр и быстро отдал приказ: искать! Московскому губернатору был отправлен на этот счет сенатский указ, подписанный людьми не последними – князьями Репниным и Юсуповым, графами Апраксиным и Толстым.
Получив столь грозную бумагу, московские власти без промедления взялись за дело. По сохранившимся документам, на земляные работы в Кремле было истрачено пятьдесят один рубль шесть копеек – по тем временам сумма солидная. Однако продолжавшиеся долго раскопки ни к чему не привели. Вроде бы и наткнулись на вход в некое подземелье, но продвинуться по нему не смогли (Забелин предполагал, что тогда наткнулись не на ведущий в «тайник» подземный ход, а на остатки потайного колодца для добывания воды из Неглинки, построенного еще при
Иване III, – подобные потайные колодцы в крепостях и замках издавна устраивали во всем мире).
Потом умер Петр, а его наследники тайником уже не интересовались. Однако неугомонный пономарь уже в 1734 г. подал на высочайшее имя новое прошение: в нем он повторял прежнюю историю о дьяке и тайнике, но ни словечком не упоминал, что десять лет назад поиски уже проводились, но безуспешно.
В чем был интерес Осипова, понять нетрудно: пока шли поиски, он в качестве главного эксперта получал неплохое содержание – а поскольку жил бедно, то собрался на сей раз какое-то время прокормиться уже за счет государыни Анны Иоанновны.