Иван Грозный
Шрифт:
25 июля 1570 года на Красной площади в Москве состоялись массовые казни. Следственное дело и приговор не сохранились, но еще в 1626 году они были целы. В составленной тогда описи царского архива можно прочитать краткое описание этого дела. Архивисты начала XVII века, бесхитростно перелагая документы, сообщают, что
“в том деле с пыток многие про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимина и на его советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью, розными казнми, и иные разосланы по тюрмам... Да туто ж список, ково казнити смертью, и какою казнью, и ково отпустити... Да тут ж и приговор государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и царевича Ивана о тех изменниках, ково казнить смертью, и как государь царь и великий князь Иван Васильевичь и царевич Иван Иванович выезжали в Китай-город на
7
Видимо, Красная площадь, лишь позднее получившая свое современное название.
Тогда одновременно было казнено более ста человек. Казни продолжались и еще несколько следующих дней. На выведенных на площадь приговоренных было страшно смотреть: они перенесли ужасные пытки, были окровавлены, едва шли, у многих были сломаны руки и ноги. Распоряжался казнями лично царь. “Работали” не только профессионалы-палачи, но и приближенные царя, да и сам государь и его сын царевич Иван. Убивали зверски: так, казначея Никиту Афанасьевича Фуникова-Курцева попеременно обливали крутым кипятком и холодной водой. Таубе и Крузе сообщают, что царь
“у многих приказал... вырезать из живой кожи ремни, а с других совсем снять кожу и каждому своему придворному определил он, когда тот должен умереть, и для каждого назначил различный род смерти: у одних он приказал отрубить правую и левую руку и ногу, а только потом голову, другим же разрубить живот, а потом отрубить руки, ногу, голову”.
Иван Михайлович Висковатый, многолетний глава русской внешней политики, был обвинен в том, что он, говоря языком XX века, служил сразу трем разведкам: крымской, турецкой и польско-литовской. Его привязали к столбу, и каждый из приближенных царя подходил к несчастному и отрезал кусок тела. Тот опричник (Иван Реутов), чей удар оказался смертельным, был обвинен, что он из жалости хотел сократить мучения Висковатого. Лишь смерть от чумы спасла Реутова от казни.
Массовые казни лета 1570 года были апогеем опричного террора. Рассказы о них разошлись по всей Европе. В Германии распространялась гравюра, изображающая царя Ивана в виде озверевшего сказочного чудовища с когтистыми лапами, восседающего на троне посреди площади, где уже лежит множество трупов, а палач в яростном экстазе продолжает свое дело.
Запечатлелись эти казни и в народной памяти. Так, видимо, на рубеже XVI - XVII веков возникла Повесть о Харитоне Белоулине, рассказывающая, как “на Пожаре, [8] среди Москвы” было приготовлено 300 плах и 300 топоров, а у плах стояло 300 палачей. Царь выехал “на площадь в черном платье и на черном коне” и приказал палачам “по росписи именитых людей казнити”. Однако одного из них - купца Харитона Белоулина никак не могли побороть и положить на плаху, а Белоулин обличал царя и восклицал: “Почто, царю великий, неповинную нашу кровь проливаеши?” Когда же Белоулина все же казнили, обезглавленный труп поднялся на ноги и начал трепетать, а палачи никак не могли сбить его с ног. Не могли и отмыть землю от крови Белоулина, кровь мученика светилась. Царь в страхе ушел в свои палаты, а остальных приговоренных отпустил.
8
Одно из названий Красной площади в XVI - XVII веках.
В этой повести отразились и ужас перед необъяснимой зверской жестокостью царя (жители Москвы “наипаче в недоумении быша”), и ненависть к палачам, и восхищение силой духа тех, кто шел на смерть не с обреченной покорностью, а громко провозглашая свою невиновность. Таким был, например, Иван Михайлович Висковатый, которому предлагали жизнь, если он покается в несовершенных преступлениях. В ответ он не только публично перед лицом смерти заявил, что ни в чем не виноват,
Новгородский погром и казни лета 1570 года окончательно показали, что опричнина - это банда грабителей и убийц в боярских облачениях и с княжескими титулами и воеводскими чинами.
Крах опричнины
Еще более трагические события произошли и летом следующего, 1571 года. Весной в Москве стало известно, что крымский хан Девлет-Гирей готовит поход на Москву. Как всегда в таких случаях, на берегу Оки был выставлен заслон из русских войск. Один участок берега был поручен земским, другой - опричным войскам. Обычно действующая армия, как отмечалось выше, делилась на пять полков; в небольших операциях, когда войск бывало немного, формировали три полка.
Необычная ситуация сложилась на этот раз. Земских войск было, как всегда, пять полков, а опричных хватило лишь на один. Видимо, опричников было так мало, что эту рать было невозможно разделить хотя бы на три части. Это предположение подтверждается официальной разрядной Книгой, где записывались назначения на основные должности. Там читаем, что царь Иван “с людми собратца не поспел”. Ясно, что опричники, хорошо пограбившие в Новгороде, отяжелевшие от добычи, не хотели рисковать жизнями, для них стало слишком привычным воевать с безоружным населением. Ближайшие слуги царя, которых он считал самыми верными, превратились в тех самых “ленивых богатин”, против которых когда-то резко выступал Пересветов. Опричнина продемонстрировала утрату боеспособности.
16 мая царь, оставив в заслоне один опричный полк, которым командовал князь Василий Темкин-Ростовский (тот самый, что ездил в Соловки собирать материал против митрополита Филиппа), уехал в глубь страны собирать войска, выгонять опричников из насиженных гнезд. К тому же пришли успокоительные известия, будто хан отложил поход.
На самом же деле поход состоялся. Через неделю после отъезда царя, 23 мая, Девлет-Гирей подошел к Оке. Пленный сын боярский КудеярТишенков обещал хану провести его к Москве по неизвестной дороге и убеждал, что у царя Ивана людей осталось мало и “стати-де ему против тебя некем”. Девлет-Гирею удалось переправиться через Оку там, где его не ждали, а потому и не было войск. Путь крымским войскам к Москве был открыт. Русским воеводам осталось одно: добраться до Москвы раньше хана.
Воеводам удалось опередить Девлет-Гирея на несколько часов и .занять оборону вокруг Москвы. Опричный полк Темкина-Ростовского держал позиции в опричной части города, возле нового дворца царя Ивана. Но Девлет-Гирей в бои не вступил, город штурмовать или даже осаждать не стал, а лишь поджег не защищенные стенами посады. Огонь быстро перекинулся через стены Китай-города и Кремля. Пламя бушевало три часа, пока хватало пищи огню. Выгорело все.
Таубе и Крузе пишут, что в городе “не осталось ничего деревянного, даже шеста или столба, к которому можно было бы привязать лошадь”. В Кремле и Китай-городе множество людей задохнулось “от пожарного зною” и дыма. Жертвы долго лежали непогребенными, ибо было “хоронити некому”. По словам Таубе и Крузе, царь распорядился сбросить трупы в Москву-реку, но их было столько, что образовалась плотина, и река вышла из берегов. В городе из-за разлагающихся тел (ведь дело было летом!) “смрад велик был”. Колодцев в Москве всегда было мало, пользовались речной водой, теперь же из-за сброшенных в реку трупов она стала непригодна для питья. Только к 20 июля, почти через два месяца, город удалось очистить от мертвых тел.
В огне сгорели и постройки государева опричного двора в Москве. Царь Иван начал его строить в апреле 1566 года, отказавшись от мысли жить в Кремле, а перебрался туда на жительство 12 января следующего, 1567 года. Сохранилось подробное описание этого сооружения, сделанное не раз там бывавшим Генрихом Штаденом. Опричный двор занимал квартал между нынешними проспектами Маркса и Калинина и улицами Герцена и Грановского, там, где сейчас находятся старое здание (аудиторный корпус и библиотека) МГУ и приемная Президиума Верховного Совета СССР.