Иван Грозный
Шрифт:
Нам известны явления, которые в разной форме, но существуют в самые разные эпохи.
Если термином "государство" мы обозначаем надстройку и рабовладельческого, и феодального, и капиталистического, и социалистического общества, значит, есть что-то общее в функциях государства во всех этих эпохах. Мы знаем одни и те же формы правления в разных социально-экономических формациях: республику– от рабовладельческой до социалистической, монархию– от рабовладельческой до буржуазной. И снова ясно, что есть нечто общее во всех республиках, отличающее их от всех монархий. Можно найти и другие примеры, подтверждающие, как мне представляется,
Не в историческом невежестве лежат корни культа Ивана Грозного во времена культа Сталина. И Иван Грозный, и Сталин были умны, хорошо знали, что творят. Террор Ивана Грозного был для Сталина не просто оправданием его террора: такое объяснение слишком прямолинейно, да и объясняет не все. Речь шла о создании извращенной системы ценностей, где цель оправдывает средства, где жестоко рубят лес, а люди становятся то щепками, то винтиками, где моральный счет к историческому деятелю воспринимается как наивный пережиток донаучного мышления.
Однако и к этой цели не сведешь отношение к Ивану Грозному в сталинские времена.
В культе "великого государя" проявилась более широкая тенденция. В свое время в статье "О диалектическом и историческом материализме", вошедшей в главу IV "Краткого курса истории ВКП(б)", Сталин писал:
"...историческая наука, если она хочет быть действительной наукой, не может больше сводить историю общественного развития к действиям королей и полководцев, к действиям «завоевателей» и «покорителей» государств, а должна, прежде всего, заняться историей производителей материальных благ, историей трудящихся масс, историей народов".
В этих на первый взгляд верных словах далеко не все правильно. Ведь никто из серьезных ученых в немарксистской науке к тому времени уже давно не "сводил" историю к "действиям королей и полководцев", а ограничивать задачи исторической науки (хотя бы при помощи "прежде всего") изучением только истории трудящихся масс абсолютно неверно: нельзя понять историю крестьянства или рабочего класса без знания истории дворянства и буржуазии.
Но для хода наших рассуждений важно другое. Прошло совсем немного времени после публикации этого строго обязательного для исполнения предостережения исторической науке, как с благословения того же Сталина парадные жизнеописания если не королей, то царей, князей и полководцев стали заполнять историческую беллетристику, киноэкраны и учебную и научно-популярную литературу по истории. Восхваление грозного царя - лишь частный, хотя, вероятно, и наиболее возмущающий нравственное чувство случай стремления Сталина к возвеличиванию сильных личностей. Все они (даже феодальные князья и царские полководцы), разумеется, боролись за интересы всего народа, опирались на преданные им и восхищающиеся ими массы и разоблачали гнусные козни отвратительных иноземцев и изменников и маловеров из "верхов".
Эта тенденция была тоже политически обусловлена. Она должна была гальванизировать наивно-монархические предрассудки масс, воспитывать (или поддерживать) убеждение, что счастье народа зависит прежде всего от воли сильной личности мудрого государственного мужа, уверенно ведущего страну по пути процветания
Так что, если параллели между Иваном Грозным и Сталиным и впрямь неуместны, то виноваты в их появлении не современные историки и публицисты, а сам Сталин, настойчиво пропагандировавший грозного царя как образец для подражания.
На примере Ивана Грозного можно изучить некоторые общие особенности механизма личной власти. Режим индивидуальной диктатуры не может не опираться на террор, на всеобщий страх перед диктатором. Иначе не подавить думающих и рассуждающих. Террор этот должен носить тотальный характер, касаться не только подлинных врагов тирана, но и людей, которые ничего против него не замышляли и, более того, до момента своей гибели искренне верили (или старались верить), что властитель ведет страну к процветанию, что его власть - лучшая и самая законная из всех возможных.
Порой именно эта "лотерейность" террора, то обстоятельство, что он обрушивался не только и не столько на настоящих противников владыки, а и на многих его верных приближенных, выступавших до своей опалы в роли неразборчивых исполнителей самых грязных поручений царя, кровавых палачей, приводила к выводу то о психической неполноценности Ивана IV, то о том, что он был человеком неумным, недальновидным.
В такого рода рассуждениях кроется существенная ошибка. Наказание только подлинных врагов не создает еще в стране атмосферы настоящего страха, в которой только и может царить тиран. Этот страх вызывается обстановкой беззакония. До тех пор, пока законы, пусть и самые жестокие и суровые, неукоснительно соблюдаются, тот, кто их не нарушает, может чувствовать себя в безопасности, а значит, и сравнительно независимым. Тирания же не терпит существования независимых от нее людей.
Непредсказуемость репрессий, когда человек не знает, когда и за что он станет жертвой гнева или объектом милости, превращает людей в игрушки в руках деспота. Тиран предстает в божественном ореоле, существом, которому известно то, что неведомо простым смертным, повелителем, чьи предначертания недоступны слабому уму его подданных.
Диктатор стремится уничтожить не только нынешних противников, но и своих потенциальных врагов, тех, кто поддерживает его за совесть, а не за страх, не из-за "должности" (ведь царь - тоже должность!), титула, а потому что считает его правым. Такие люди опасны: они могут выступить против правителя в тот момент, когда разойдутся с ним во мнениях. Опора тирана - те, у кого нет своего мнения. И лучше (разумеется, для личной власти) уничтожить сотни тех, кто никогда не станет врагом, чем пропустить одного из тех, кто со временем окажется способен противоречить властителю. Отсюда и проистекает масштаб террора.
Отказывая царю Ивану в уме, публицисты и историки исходят из печальных, даже трагических результатов его царствования. Трагических - для страны. Думается, оценивать умственные способности человека следует исходя из тех целей, которые он перед собой ставит. Если бы благо страны было действительно целью царя Ивана, мы вправе были бы отказать ему в уме. Но своих-то целей Иван Грозный добился - создал в стране режим своей личной власти. "Только он один и правит!
– пишет Генрих Штаден. – Все, что ни прикажет он - все исполняется и все, что запретит - действительно остается под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне".