Иван — холопский воевода
Шрифт:
Бессонная ночь
…Долго стоял на холме Болотников, уже стало смеркаться. Вначале скрылась в густеющем сумраке Москва, затем исчезли купола Новодевичьего монастыря. Симонова, Донского, а там уж не различить и Данилов монастырь, что был совсем рядом.
От реки тянуло стужей. Но уходить с холма Болотников не хотел, словно кто-то приворожил его, заказав двигаться с места.
«Как же войти в Москву? — размышлял Иван Исаевич. — Приступом ее не возьмешь. Надобно кольцом
Медленно направился Болотников к себе в шатер. Но уснуть не мог. Сон не шел. Беспокойные думы сменяли одна другую…
…А в Москве в своей опочивальне тоже не спал, ворочался с боку на бок царь Василий Шуйский.
Окружил он хоромы стрельцами надежными, а все заговор ему мерещился боярский. Кто во главе? Мстиславский, Голицын, племянничек Скопин-Шуйский? А может, братья родные? Как приходит время за троп биться, никто о родстве и не поминает. Чу!.. Что за шорох?.. Не убийца ли с ножом крадется подосланный?.. Помилуй, господи!..
Вскакивал царь с постели в холодном поту… Нет! Никак мышь окаянная пробежала. Долго стоял царь посреди опочивальни, прислушивался. Потом шел сам проверять стражу.
А то чудилось ему — бежит по московским улицам толпа. С топорами, дубинами, вилами. Крики… Неужто открыли ворота Ивашкиной голытьбе?
Опять шел царь Василий к стражникам — велел лезть на колокольню да смотреть, все ли в порядке в городе.
Недовольно шепталась стража.
— Ишь, государя-то угомон не берет.
— Грехи давят.
Не находил себе места Шуйский. Все думал, где бы еще войска добыть, на кого опереться. Надежда была на Смоленск, Тверь и северо-восточные города. Чтобы смоляне могли прийти на помощь, послал им навстречу под Можайск и Волок Ламский воевод. Удастся ли побить воров и разбойников да открыть смолянам дорогу к Москве? На север тоже были посланы верные люди, чтобы набрали там «войской» силы. В самой же Москве ратников осталось совсем мало. Поделить их пришлось: одна часть была у осадного воеводы князя Туренина — защищала городские ворота и стены, другая — у вылазного воеводы князя Скопина-Шуйского.
Пока Москва держалась.
«Но как ее держать дальше? — прикидывал царь. — Хлеб дорогой — народ волнуется, служилых людей мало, казна почти пуста… Хорошо хоть северные дороги не захвачены: может, придет подмога-то».
А еще думал Шуйский, надо бы распустить слух по всем городам, будто войска царские крепко побили восставших.
«Эх, кабы на самом деле разбить Ивашку, — тяжело вздыхал царь и ложился в постель. — Да и соснуть бы…»
В Китай-городе
Из Москвы вернулся Павлуша.
Он с атаманом Аничковым проник в столицу с северной стороны, пристроившись к ярославскому обозу. Как был схвачен Аничков, Павлуша не знал: народ возмущали они на разных улицах. Павлуша вначале был на Покровке, а потом пошел в Китай-город. Потолковав кое-где с холопами, он захотел подойти к усадьбе князя Телятевского. Думал, может, кого встретит из знакомой дворни. И верно, вскоре увидел, как на улицу вышла старуха Авдотья.
Брела старуха, постукивая клюкой, медленно, и Павлуше пришлось терпеливо ждать, покуда она завернет за угол. Там догнал ее Павлуша.
— Ты кто? — подслеповато уставилась на него старуха.
— Павлушку помнишь?..
— Господи!.. А я давеча по твою душу свечку ставила. За упокой. Слыхала, порубили тебя татары.
— Рано хоронишь, матушка. Еще нету той сабли, что про меня сделана.
— Откель же ты взялся? — удивлялась она.
Павлуша приложил палец к губам.
— Ишь ты! — смекнула Авдотья. И спросила совсем тихо: — Ивашка-то Болотников, что у стен стоит, не наш ли?
— А то кто ж! — гордо улыбнулся Павлуша.
— Над-оть, какой власти сподобился!
— Погоди, войдет Иван Исаич в город, новый тебе кожушок даст. У боярских девок отберет, а тебе даст.
На, скажет, Авдотья, носи. Твой-то весь рассыпался… Ты вот что, ответь, князь Андрей Андреич здравствует?
— И-и, милый. Нету его в Москве. Он сперва за царя Бориса был. Потом в темницу его упрятали. Потом выпустили да опять хотели взять — за что, не ведаю, — а он убег. Прихватил мужиков, что в доме оставались — и поминай как звали.
В Москве Павлуша пробыл три дня.
Про гибель Аничкова услыхал от людей. Говорили, что смерть свою он принял без страха. Не дождались прислужники Шуйского стонов и воплей. Даже посаженный на кол, призывал атаман бить господ, кричал, что царь Димитрий Иоаннович жив и скоро отомстит всем изменникам. Палачам пришлось застрелить Аничкова.
— Вечная ему память, — тяжело произнес Иван Исаевич, выслушав Павлушу и перекрестившись.
Ходоки
Из столицы в лагерь Болотникова прибыли шестеро ходоков. Сказали, что присланы они всем посадом, дабы проведать о царе Димитрии. Их проводили к гетману.
— Стало быть, вы послы от московского люда?
— Почитай так, Иван Исаич, — ответил с поклоном высокий седовласый старик Онисим — он был за старшего.
— Садитесь, — Болотников показал на скамьи, расставленные вокруг стола. — Коль вы послы, рад вас принять с почетом.
— Кабы да еще царь Димитрий нас принял — ить мы к нему, — сказал, хмыкнув, лысый, с мятым лицом мужчина.
Остальные ходоки недовольно взглянули на него.
— Царь Димитрий? — переспросил Болотников.