Иван III
Шрифт:
Мать Василия, княгиня Софья, обучила его всем тонкостям придворных интриг, раскрыла перед ним все тайны восточноевропейских дворов. Ее холодная злоба порой пугала Василия не меньше, чем дикая сила звенигородского дядюшки Юрия. Ненависть к Юрию ему внушили с пеленок. В итоге он стал панически бояться его, хотя и старался скрыть страх под маской высокомерия.
Великий князь Василий Дмитриевич не смог воспитать сына героем. Во-первых, он просто не успел заняться этим, скончавшись в год, когда наследнику исполнилось десять лет. Во-вторых, он и сам был далеко не героем, этот осторожный и довольно бесцветный человек. Как личность Василий I, несомненно, уступал своей властной и честолюбивой супруге.
Однако по иронии судьбы изъяны воспитания и душевного склада Василия II оказались
«Король умер… Да здравствует король!» – такова была суть известий, которые доставил младшим Юрьевичам во Владимир запыленный гонец из Москвы. Василий Косой извещал братьев о своем восшествии на московский престол. Однако оба Юрьевича отказались признать старшего брата своим господином и великим князем. Свой отказ они, по свидетельству летописца, объяснили брату так: «Аще не восхоте Бог да княжить отец наш, а тебе мы сами не хотим…» (18, 149). В решении Юрьевичей можно усмотреть некую принципиальность. Их отец в своей борьбе основывался на принципе престолонаследия от брата к брату, то есть «по старшинству». Теперь, после кончины Юрия Звенигородского, старшим по династическому положению среди потомков Ивана Калиты оказывался Василий Васильевич. Таким образом, сохраняя верность принципам, которые исповедовал их отец, Юрьевичи должны были уступить Москву своему недавнему сопернику.
Раскол среди Юрьевичей объяснялся, вероятно, не только принципиальными соображениями. На «личный момент» указывает и формулировка ответа младших братьев Василию Косому – «а тебя мы сами не хотим». Высокомерный тон ответа, несомненно, был зеркальным отражением надменного тона послания к братьям нового московского правителя. Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный менее всего хотели оказаться в подчинении у своего жестокого и властного брата. К делу примешивалась и острая жажда мести. Сложившаяся в момент кончины Юрия ситуация позволяла им наконец-то посчитаться с Василием Косым за давние обиды. Своего родного брата они ненавидели и боялись куда сильнее, чем двоюродного брата, Василия Васильевича. Этого последнего Юрьевичи попросту презирали. Им казалось, что при необходимости они смогут расправиться с ним так же легко, как это делал их отец. В довершение ко всему Василий Косой, кажется, был настолько упоен своим новым положением, что даже не подумал о возможной измене братьев. Воистину, никогда человек не бывает так слаб, как в минуту своего триумфа…
Решение младших Юрьевичей отложиться от Василия Косого было, по существу, первым самостоятельным выступлением на исторической сцене князя Дмитрия Шемяки. Именно он, а не его простоватый и набожный младший брат, был инициатором этого «мятежа среди мятежников». Здесь уместны будут несколько штрихов к портрету Дмитрия Шемяки. В момент кончины отца ему было около 26 лет (169, 106). Это был коренастый крепыш [изучение костных останков князя, взятых из его гробницы в Новгороде, позволило определить его рост – около 168 см (169, 212)], обладавший незаурядной физической силой. Последнее подтверждается его прозвищем. «Шемяка» (Шеемяка) – силач, способный любому «намять шею». Люди такого склада часто бывают от природы добродушны и невозмутимы. Однако если вывести их из равновесия – они действуют с яростью и силой раненого медведя…
Новый головокружительный поворот колеса Фортуны – которыми вообще так богата вся история галицкого мятежа – превратил Василия Васильевича из готового к бегству в Орду изгнанника в торжествующего победителя. Младшие Юрьевичи, еще недавно травившие его, как зайца, теперь почтительно предлагали ему мир и московский престол. Приняв протянутую руку и пообещав братьям существенное увеличение их владений, Василий спустя несколько недель уже подступал к Москве во главе того самого войска, которое Юрьевичи вели на него к Нижнему Новгороду. Не имея под рукой посланного на Василия Васильевича войска и не надеясь на преданность москвичей, Василий Косой бежал из Москвы, прихватив с собой не только великокняжескую, но и городскую казну. В качестве заложницы
В поисках союзников для борьбы с Москвой Василий Косой отправился сначала во Ржев (откуда, вероятно, ссылался с Литвой), затем в Тверь и далее – в Новгород. Выехав из Новгорода осенью 1434 года, мятежник двинулся в Бежецкий Верх, затем в вологодские земли, а оттуда – на Кострому. Легко заметить, что он скитался теми же дорогами, которыми ходил в свое время и копивший силы для войны с Москвой Юрий Звенигородский. Целью этих рейдов было разграбление владений недругов, пополнение рядов своих сторонников, а главное – выбор удобной позиции и подходящего момента для стремительного броска на Москву.
Собравшись с силами, Василий Косой выступил из Костромы в поход на Москву. Он явно следовал по стопам своего отца. Однако прежних результатов уже не было. Ситуация круто изменилась не в пользу галичан. Да и сам Василий Косой не обладал достоинствами Юрия Звенигородского.
6 января 1435 года, в самый праздник Богоявления, московское войско во главе с самим великим князем Василием Васильевичем разгромило полки Василия Косого в кровопролитной битве на реке Которосль, между Ярославлем и Ростовом. Летопись сообщает точное место сражения: «…у Кузмы и Демьяны на Которосли» (29, 148). (Несомненно, это современный поселок Козьмодемьянск в 15 км южнее Ярославля.) Сам Василий Косой успел ускользнуть с поля боя. Минуя Ростов, он устремился в поисках убежища в тверские земли, в Кашин.
Битва на Которосли – первое поражение галицких воителей в сражении с полками великого князя Василия Васильевича. Оно укрепило боевой дух москвичей, подорванный длинной чередой побед лесовиков. Да и сам великий князь впервые ощутил сладкий вкус победы. Кажется, он умел извлекать уроки из своих неудач. Во всяком случае, его распоряжения выглядят вполне толковыми, хотя и несколько запоздалыми. Узнав о бегстве Василия Косого, «князь великы посла за ним в погоню воевод своих…» (29, 148).
Однако великокняжеские воеводы не успели захватить Василия Косого до того, как он ушел в тверские земли и тем самым стал недосягаем для них. Тверской князь Борис Александрович принял беглеца весьма благосклонно. Продолжение московской войны было столь же выгодно Твери, как и Новгороду. Пока потомки Дмитрия Донского выясняли отношения друг с другом, их «геополитические соперники» могли спать спокойно. И потому тверской князь не только приютил побитого Юрьевича у себя в Кашине, но и помог ему собрать и вооружить сотни три бойцов. Разумеется, это была всего лишь горстка наемников. Однако для такого предприимчивого и дерзкого человека, как Василий Косой, и этого было достаточно, чтобы вновь вступить в игру. К тому же судьба, благосклонная к отчаянным, вновь дала Василию шанс поправить свои дела…
Не имея возможности преследовать врага в тверских землях, посланные для его поимки московские воеводы решили обосноваться в Вологде. Там они стояли с войском, «переимая вести про князя» (29, 148). Расчет москвичей был прост и основателен: рано или поздно Василий Юрьевич вынужден будет покинуть тверские земли и направиться в свой галицкий удел. Путь по Волге через Ярославль был надежно перекрыт московскими полками, во главе которых, вероятно, находился сам великий князь Василий Васильевич. Мятежнику оставалась лишь одна дорога домой: через лесные дебри ярославского Заволжья. На этом пути его и следовало перехватить ударом с севера, из Вологды. Сложность заключалась лишь в том, чтобы своевременно получить весть о движении врага…
Однако Василий Косой не только разгадал замысел москвичей, но и нащупал их слабое место – полную зависимость от данных разведки. Выступив из Кашина, Юрьевич со своим небольшим отрядом, словно волчья стая, скрылся от глаз в заснеженных чащах. У этого лесного невидимки была вполне определенная цель. Преодолев по одному ему ведомым глухим дорогам около трехсот верст, Василий внезапно появился под стенами Вологды и захватил город. Оторопевшим воеводам вместе с их застигнутым врасплох воинством оставалось только сдаться на милость победителя.