Иван V: Цари… царевичи… царевны…
Шрифт:
— Пожалуйте на Посольский двор, я там квартирую. Там и книги мои, — пригласил их Спафарий.
Ему было лестно внимание царевны, а с князем он уже не раз трактовал по ученым поводам: то о Платоне и его сочинениях, то о Геродоте — отце истории, то о баснях Эзопа, кои нужно было бы переложить на российский язык.
Они покатили вслед за ним. Спафарий занимал две небольшие комнаты в деревянном флигельке справа от ворот и крытого гульбища, улица уже носила название Ильинки по церкви Ильи-пророка,
— Прошу, — сказал он, пропуская визитеров вперед.
У входа им низко кланялись слуги: их было четверо, считая горничную.
— Живу, как видите, небогато и должного простора не имею. Но за занятиями недосужно искать иное пристанище. После ваших-то хором, князь Василий, я и вовсе беден.
— Вы, сударь, приезжий, а я коренной, — отвечал князь. — У меня хоромы родовые, наследственные, равно и имения. Вы живете на жалованья, а я на доходы с маетностей. Можно ли ровнять?
— Да, князь, мы величины несравнимые, — согласился Спафарий. — И того значения, кое имеете вы, мне никогда не достичь. Даже в ранге полномочного посла, которого удостоен нынче царским соизволением. Для иноземца, согласитесь, это честь великая.
— Честь-то честь, коли нечего есть, — пошутил князь. — Однако могут и съесть, — продолжал он в шутливом тоне. — Звери дикие, неведомые, племена хищные, воинственные, путь неведомый. Вы отважный человек, сударь.
— Я, князь, уже докладывал вам: по натуре бродяга, странствователь. И пускаюсь в путь бестрепетно, в надежде открыть то неведомое, которое от цивилизованного взора сокрыто, и поведать о том миру. Удастся ли — не знаю.
— Удастся, — уверенно объявил князь Василий. — Я верю в вашу счастливую звезду.
— Благодарю, князь. Благодарю и вас, госпожа царевна.
— Так вы не забудьте книжицу, — напомнила Софья, ревниво оглядывая кожаные корешки.
— Сейчас, сейчас, Софья Алексеевна, — заторопился Николай. — Он у меня в соседней комнате.
— У вас и там есть книги? — удивилась Софья.
— Книги, господа, есть единственное мое богатство и достояние. Другого не имею, как изволил заметить князь Василий.
Он прошел в другую комнату и вынес толстенный фолиант.
— Знаменитый труд. Вверяю его вам до моего возвращения. Ну а коли сгину в пути — владейте. Пусть сохранится память обо мне.
— Добрая память, — поспешно вставил князь Василий. — Ее сохранят и ваши труды, которые хранит моя библиотека, притом на почетном месте да и с лестными надписями.
— Благодарю, — церемонно поклонился Николай.
Слуга снес фолиант в экипаж. И гости, исполненные благодарности, отбыли восвояси.
Царевна была нетерпелива. Четверня прямиком повезла их в хоромы князя Василия. Открыв дверцу, Софья выхватила фолиант и, прижав его к
В кабинете она решилась выпустить Гермеса из рук, и он с громким стуком пал на столешницу.
— Ну и тяжел, — запыхавшись, вымолвила она. — Верно, кладезь знаний.
— Кладезь, — улыбаясь, подхватил князь. — Но прежде надобно что-нибудь поесть. Ты так торопишься, будто кто-нибудь вздумает его отнять.
— Я нетерпелива, — согласилась Софья и решилась прежде разделить с князем трапезу.
У князя Василия все было заведено по-иноземному. Камердинер, получив указание, ровным шагом отправился в поварню. И вскоре оттуда показалось шествие: ливрейные лакеи переменно несли в руках подносы, уставленные блюдами с закусками и флягами с питием. Вина были фряжские [30] , отборные. И все у князя Василия было отборное, чаровавшее взор и даже обоняние. А вкус — само собой: стол был изыскан не по-московски, а по-европейски.
30
Фряжские — чужеземные, иностранные.
Князь был гурманом. Он не ед, а вкушал. Софья была тороплива, нетерпение ее росло.
— Доколе, князинька, ты будешь рассиживаться? — не утерпела она. И, не дожевав, вскочила с кресла. — Гермес ожидает. Он должен открыть верный способ…
— Не один, — лениво протянул князь и усмехнулся. Он всегда усмехался, когда речь заходила о заговорах, ведовстве, колдовстве и прочих проявлениях нечистой силы. Князь в нее не верил.
— Но ведь наводят же порчу, — твердила царевна. — Я сама видела порченую кликушу.
— Это болезнь такая, опытный врач может вылечить ее без труда.
— Невер ты, князинька. Когда-нибудь нечистая сила возьмет тебя в оборот.
— Или я ее. Пока что она меня обходила. Знает, шельма, что я неуязвим.
Софья погрозила ему пальцем.
— Ой ли? Больно ты сановит, князинька.
— Таков уродился, — развел руками князь. — Ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай, как говорится, не верую.
— Ожгешься, — повторила царевна. — Идем же в кабинет.
— Я предпочел бы в опочивальню, — хмыкнул князь.
Софья улыбнулась:
— Всему свое время. Любовные ласки в свой черед.
Фолиант коричневой горкой лежал на столе. Царевна торопливо раскрыла его и стала листать.
— Тут не по-нашему, — разочарованно протянула она.
— Само собою. Это классическая латынь. Пусти-ка меня, я разберусь.
Князь Василий был знаток языков. Латынь не представляла для него затруднений. Это был язык мудрости — язык науки.