Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Шрифт:
Часть команды, свободная от несения вахты, торчала у борта, висела на шторм-трапе, помогая передавать в яхту все эти неожиданные и столь необходимые дары водоплавающего братства.
Василий и Арон принимали коробки, ящики и канистры, кричали наверх:
— Спасибо, ребята!.. Ну, куда столько?! Тут же до Австралии хватит!..
А наверху ржали:
— Вы хоть до Хайфы доберитесь, салаги!
— Про вас в газетах такое написано!..
— Нам на политинформации первый помощник читал… Сдохнуть можно!
— Мужики! Вы и вправду плавать
Неподалеку от шторм-трапа у борта стояли капитан «Академика Сахарова» — парень лет тридцати пяти в кремовой форменной фуражке и в белоснежных шортах и первый помощник — человек лет сорока в темно-синей куртке и длинных брюках. На лице у первого помощника было весьма кислое выражение.
Оба разглядывали газету со статьей, которая так и называлась — «Ай гоу ту Хайфа!». Статья была проиллюстрирована фотографиями Арона и Василия и «Опричника» во время скандала в бухте Чанаккале.
— Ах, как мне все это не нравится! — сказал первый помощник.
Капитан усмехнулся, сделал вид, что не понимает истинных причин беспокойства своего первого помощника:
— Кому это может понравиться? Рации — нет, локатора — нет, эхолота нет… Лага простейшего нет! Кошмар какой-то!.. Ни порт запросить, ни сигнал о помощи послать, ни определиться… Фантастика! Один компас, да и тот врет, как сволочь! А они плывут…
Первый помощник нехорошо посмотрел на капитана.
— Вы, Борис Борисович, напрасно делаете вид, что не понимаете меня. Эти люди навсегда покинули Родину! Бросили нашу страну в самый тяжелый момент ее истории! И вот такое, понимаете, братание нашей команды с эмигрантами-сионистами под этим идиотским флагом…
— Вы тоже с наслаждением покидаете свою Родину, — сказал капитан, наблюдая за погрузкой «Опричника». — И домой возвращаетесь с одной мыслью: когда следующий рейс?
— Это мой долг, моя работа! Идеологическое воспитание моряков, поддержание в них настоящего патриотизма…
— Да бросьте вы, — прервал его капитан. — Кому нужна сейчас ваша идеология? Даже вам она — как собаке — здрасссте… А в рейс стремитесь только потому, что здесь нам каждые сутки грошовая валютка капает, на которую в нашей стране сейчас хоть как-то прожить можно.
— Но вы же настоящий русский человек, Борис Борисович! — воскликнул первый помощник шепотом. — Неужели вас самого не тошнит от всех этих Циперовичей, Гольдбергов, Рабиновичей?! Пролезли, понимаете, своими лупоглазыми, носатыми мордами во все сферы… Куда ни глянь!.. От районной поликлиники до Политбюро! Довели, понимаешь, страну до ручки, а теперь…
— Точно! — рассмеялся капитан. — Нет, чтобы нам, настоящим русским людям, собраться бы с духом, вспомнить наше славное прошлое, да устроить по всей нашей нищей стране полсотни показательных еврейских погромов — то-то зажили бы! И сытно, и счастливо!..
Первый помощник выпрямился, одернул на себе синюю курточку:
— Борис Борисович! Считаю себя обязанным предупредить вас, что по возвращении в Ленинград я буду вынужден…
— Пишите, пишите, — сказал капитан. — Страна, воспитанная в традициях Павлика Морозова, в повальном доносительстве, не может сразу отказать своим верным сынам в возможности нагадить в карман ближнему. Пишите. Я же помню, сколько вы писали во все концы, чтобы наше корыто не переименовали в «Академик Сахаров». Пишите, но если нас с вами после этого уволят из пароходства, то я со своим дипломом смогу хоть детишек по Неве катать на речном трамвайчике, а вот что вы-то будете делать со своим высшим партийным образованием?
— Я могу идти? — напряженно спросил первый помощник.
— Идите, — равнодушно сказал капитан и закричал громовым голосом на все судно: — Боцмана ко мне!!!
Примчался боцман — здоровенный молодой полуголый парняга в стираных-перестиранных джинсах и с каскеткой на голове. Вытянулся перед капитаном в струнку:
— Слушаю, Борис Борисович!
Капитан вытащил из нагрудного кармана рубашки небольшое портмоне, порылся в нем, оставил себе несколько одно— и пятидолларовых бумажек, а двадцатидолларовую купюру протянул боцману:
— Двадцатник передай этим чудакам. Мало ли на что сгодится…
— Борис Борисович… — замялся боцман. — Там ребята уже собрали им по мелочишке…
— Ну и дураки, — спокойно сказал капитан. — Придут в Ленинград — самим жить надо будет. Выполняй!
— Слушаюсь! — боцман расплылся в улыбке.
— Да! И еще… Пошуруй у себя в хозяйстве — какие-нибудь шмотки для мужиков. Гляди, как обтрепались…
— Слушаюсь, Борис Борисович! У меня в заначке есть пара новых тельников. Пойдет?
— Пойдет, — сказал капитан. И дай-ка две бутылки «Столичной» из моего представительского запаса.
Свежий ветер дул в паруса «Опричника». Сильно накренившись, он мчался с добротной скоростью по южным водам Эгейского моря, оставляя за собой короткую белопенную тропу, которая уже в пятидесяти метрах за кормой съедалась мелкими злобными волночками с седыми загривками…
В русских полосатых тельняшках и черных пиратских шапочках с желтыми китайскими иероглифами, в продранных, обтрепанных штанах, с ножами у пояса, под невиданным зеленым шелковым флагом с золотым драконом Арон и Василий выглядели более чем живописно!
Штурвал держать было невероятно тяжело — ветер был сильный, скорость достаточно велика, и от этого нагрузка на руль увеличивалась втрое. Но Василий, сжав зубы, всеми силами, всем небольшим весом своего тела удерживал яхту в нужном направлении.
Арон возился на камбузе, беспокойно выглядывал в кокпит, понимая, как трудно сейчас приходится Василию, стоявшему на вахте. И поэтому с материнскими интонациями в голосе время от времени спрашивал:
— Тебе жареную корейку с чем сделать — с картошечкой или с макарошками?