Июнь-декабрь сорок первого
Шрифт:
Под Тихвином прекрасно воевала 65-я стрелковая дивизия, прибывшая туда из Забайкалья. Командовал ею полковник П. К. Кошевой. О ее боевых делах Цунц прислал большой очерк, но напечатать его мы смогли лишь по завершении Тихвинской операции, да и то со значительными сокращениями. Выпал, в частности, живописный рассказ о том, как Мерецков "приучал" к войне командный состав дивизии, еще не побывавший под огнем, в том числе и полковника П. К - Кошевого, впоследствии маршала Советского Союза. Думается не лишним будет воспроизвести его по авторскому оригиналу:
"...Мерецков
Казалось, беседа окончена. Кошевой уже хотел проститься. Но Кирилл Афанасьевич встал, подошел вплотную к собеседнику:
– А ты был, товарищ полковник, на войне?
– На гражданской был.
– А на этой?
– Нет, товарищ командующий.
– Надо еще до первого боя побывать тебе под огнем... Вот что, Петр Кириллович. Покрась свою машину в белый цвет и езжай на передний край. Он тут совсем рядом, около Астрачи.
– Что же мне там делать, товарищ командующий?
– А ничего. Понюхай пороху. Заберись в ямку и посиди. Там бомбят все время. Смотри, как летят бомбы. Та, что брошена над тобой, - не твоя, не обращай внимания, и пуля, что просвистит, - тоже не твоя, не кланяйся ей. Та, что попадет, не свистит. Испытай и артиллерийский обстрел, и минометный... Понимаешь, времени у нас совсем нет, а тебе я даю на акклиматизацию целый день - это немало. Но командир, который побывал под огнем, пусть хоть чуть-чуть, это тоже много значит... Пусть в полках знают, что командир дивизии не трус, что он первым в дивизии обстрелян... И еще учти: нужна не только смелость, но и осторожность.
Прощаясь, Мерецков сказал:
– Как стемнеет, выбирайся с передовой и - ко мне. Расскажешь, как и что.
Едва забрезжил рассвет, Кошевой был уже на передовой. Первое, что его поразило, - близость противника, до его позиций было не больше трехсот метров. "Юнкерсы" с воем обрушивали бомбы на наши передовые позиции, потом появилась группа "хейнкелей", они заставили поглубже забраться в щель. Минометный огонь враг вел почти непрерывно. Свистели осколки артиллерийских снарядов. Автоматные очереди большого впечатления не произвели: огонь бесприцельный. Ползал Кошевой по траншеям, перескакивал из воронки в воронку. Беседовал с солдатами... С наступлением темноты, совершенно оглушенный, выбрался из траншеи, поехали в деревню, к командарму.
– Ну, как?
– спросил Мерецков.
Посмотрел пристально. Заметил, что солдатский полушубок, в котором был Кошевой, задело осколком.
– Значит, бегал, прятался?
– По обстановке.
– Страшно?
– До предела, товарищ командующий, - сознался Кошевой.
Мерецкову понравился новый командир дивизии: в нем чувствовалась и воля и прямота. Оба эти качества Кирилл Афанасьевич ценил высоко.
– Завтра, - сказал он Кошевому, - отправь на передний край своих командиров полков. Пусть испытают то же, что и ты, увидят все своими глазами. Только предупреди, чтобы не собирались в кучу...
На третий день на передовой побывали командиры батальонов.
Напечатать этот рассказ нам не удалось. Узнал о нем Мерецков и попросил:
– Не надо писать о командующем. Не все мы еще сделали...
* * *
Несколько неожиданно получили мы телеграмму о награждении Цунца медалью "За отвагу". Сообщение это не только обрадовало нас, но и удивило: такими медалями награждались ведь, как правило, рядовые бойцы и сержанты за истинно солдатские подвиги. Вскоре, однако, все разъяснилось.
В ночь на 8 ноября, когда наши войска оставили Тихвин, корреспонденты "Красной звезды" Цунц и Минскер обнаружили в опустевшем штабном помещении забытые там ящики с секретными документами. В городе уже полыхали пожары, рвались вражеские снаряды и мины, на окраинные улицы прорвались первые немецкие танки. Но Цунц принялся грузить штабную документацию в редакционную полуторку. Его примеру последовали Минскер и водитель машины Липатов. Закончив погрузку, они пристроились к какой-то автоколонне. Уже на выезде из города ее атаковали танки. Липатову удалось увернуться от них. Круша легкие частоколы, он вывел машину на огороды; миновав их, выскочил к оврагу, казавшемуся в темноте пропастью, каким-то чудом преодолел его, и все закончилось относительно благополучно. К утру секретные документы, вывезенные из-под носа у противника, были доставлены в штаб армии.
Свою медаль Цунц получал в Кремле. Перед тем Михаил Иванович Калинин вручал награды Героям Советского Союза. Светились "юпитеры", щелкали фотоаппараты, жужжали кинокамеры. Когда очередь дошла до других наград, вся эта фотокиносуматоха постепенно стихла. "Юпитеры" погасли. Но, как только была названа фамилия Цунца, они вновь вспыхнули. Сидевшие в зале думали, что это какой-то особый герой. А произошло такое потому, что наш фотокорреспондент Сергей Лоскутов, работавший здесь, решил увековечить на пленке получение медали своим товарищем.
После вручения наград Калинин попросил Цунца задержаться, добавив при этом: "Если не спешите". Калинина заинтересовало то, что и нас, редакцию, за что корреспондент удостоен солдатской медали.
– Вы литератор, журналист. Почему "За отвагу"?..
Цунц за словом в карман не лез:
– Михаил Иванович! Это ведь вы меня награждали...
Калинину ответ понравился - он рассмеялся. Потом долго расспрашивал Цунца о житье-бытье фронтовых корреспондентов. Под конец с похвалой отозвался об их мужестве. Помянул добрым словом и "Красную звезду".
* * *
Вот уже несколько дней не поступает оперативная информация о битве за Донбасс. Все наши корреспонденты, работавшие на Южном фронте, устремились под Ростов. Остался в Донбассе лишь Борис Галин. Нельзя сказать, что он мало писал. Мы все время получаем от него интересные материалы, главным образом очерки о героях сражений с фашистскими захватчиками. В номере напечатан его очерк "Два товарища" - о комсомольцах-артиллеристах: маленьком, плотном Егоре Козлове и сухощавом, русоволосом Павле Зиме, который любит читать вслух Байрона.