Июнь-декабрь сорок первого
Шрифт:
"Это было при разных обстоятельствах: на опушке леса, где появлялся бородатый крестьянин с косой на плече, прошедший в расположение Красной Армии; на траве у полевой кухни, где партизаны кормились после нескольких дней блужданий по лесу на самой линии фронта; в деревенской хате перед обратным уходом "туда"; ночью при свете пылающего пожара, на окраине села, в трагический и полный величия момент, когда только что организованный отряд колхозников прощался с красноармейцами, переходившими на новые позиции..." То есть оставлявшими это село.
Один из отрядов писатели провожали в тыл врага. Десять дней спустя им удалось снова встретить
"В дубовом лесу, невдалеке от переднего края, они сидели на траве. Парень и девушка... Сегодня ночью они пришли из фашистского тыла. Через час им предстояло снова вернуться к своим... Они приобрели все навыки старых бойцов "потайной войны". Они научились ориентироваться в темноте, спали под дождем, укрывшись ветками, пили болотную воду, перекликались друг с другом птичьими голосами..."
И дальше - рассказ о первых боевых делах отряда. И прощание с партизанами - щемящая душу пророческая концовка:
"В глубоком волнении мы глядели ему вслед. Придет время - его имя и имена боевых его товарищей будут названы перед лицом всего народа - на вечную славу..."
Однако и эта полоса, и все прочие наши публикации о народной войне в тылу врага делались не так, как мы привыкли делать для газеты фронтовые материалы, по крайней мере большую часть из них. Те писались, как правило, под впечатлением лично увиденного корреспондентом, а здесь пока только с чужих слов.
Начал я подумывать: не забросить ли кого-нибудь к партизанам? Случай такой подвернулся. Работал у нас корреспондентом по Юго-Западному фронту лейтенант Евгений Свиридов. Разговаривая с ним однажды по телефону, я высказал недовольство тем, что он не пишет о партизанском движении.
– Пошлите меня к партизанам, напишу, - отвечает Свиридов.
– Хорошо, подумаем, - пообещал я.
В тот же день позвонил в Военный совет фронта, дивизионному комиссару Рыкову, попросил его организовать переброску Свиридова через линию фронта. Рыков обещал мне сделать это и обещание свое выполнил. Первая попытка не удалась: немцы обнаружили лодку, на которой корреспондент переправлялся через реку, и потопили ее. Свиридов вернулся обратно вплавь. Через несколько дней его посадили на самолет и сбросили с парашютом далеко от линии фронта в какой-то лес. Увы, ему не повезло и в этот раз. С партизанами он связаться не сумел и вернулся с пустыми руками...
* * *
Через некоторое время получили телеграмму от нашего корреспондента по Южному фронту: "Выехал в специальную командировку. Вернусь - доложу. Лильин". Тщетно пытались мы разгадать, что это за "специальная командировка"? Через неделю все разъяснилось само собой. Лильин прислал четыре очерка под рубрикой "Письма из партизанского отряда".
Раньше чем знакомить читателей с этими очерками, хочу рассказать немного об их авторе - Теодоре Яковлевиче Лильине. Он был, кажется, единственный среди сотрудников "Красной звезды", кому довелось начать свою журналистскую деятельность еще в годы гражданской войны в армейской газете "Красный боец" на врангелевском фронте. После разгрома Врангеля были долгие годы работы в местной печати, затем более десяти лет Лильин работал корреспондентом "Правды" на Украине. Незадолго до Отечественной войны перешел в "Красную звезду" и возглавил у нас отдел информации.
Немало сделано им для привлечения к сотрудничеству в нашей газете видных советских писателей, о чем свидетельствует хотя бы такая записка:
"Уважаемый тов. Лильин! Очень обрадовало меня Ваше любезное письмо. С удовольствием буду сотрудничать в такой замечательной газете, как "Красная звезда"... Привет тов. Ортенбергу.
С искренним уважением М. Бажан".
Когда началась Отечественная война, удержать Лильина в Москве не удалось - выпросился на фронт. Писал оттуда немало, но еще больше добытых материалов передавал в редакцию для писателей, хотя мог бы и сам написать. Но Лильину было чуждо тщеславие. Он заботился прежде всего о том, чтобы выступление газеты получило бы наибольшее общественное звучание.
Вот еще одна из характерных записок Лильину:
"Дорогой товарищ Лильин! Хочу Вас поблагодарить за присылку интересных материалов. Все то, что я не использую для "Красной звезды", даю в заграничную печать. Ваши материалы о Франции и Бельгийских легионах имели успех во Франции (даю через радио и газеты де Голля). Всегда с увлечением читаю Ваши корреспонденции.
С приветом Илья Эренбург".
Хорошо известна храбрость Теодора Яковлевича в боевой обстановке. Мне довелось видеть его при форсировании Днепра войсками 6-й армии южнее Днепропетровска. Выдержка у него была подлинно солдатская!
Дочь Лильина, писательница Лариса Исарова, рассказала мне о любопытной ее беседе с одним из бывших фотокорреспондентов "Красной звезды". Когда она назвала фамилию отца, собеседник ее отозвался о нем так:
– Жестокий, беспощадный человек! Всех нас гнал в огонь. Ему, видите ли, нужны были только подлинные боевые кадры.
– А сам он где находился в это время?
– спросила Лариса Теодоровна.
– Ну, сам-то лез только на передовую. Да ведь не все же такие, как он, заговоренные.
– Вы с ним ссорились?
– Еще бы.
– Боялись, что он начальству пожалуется?
– Нет, этого он никогда не делал. Сам любил воспитывать...
Я не знал об этой истории - Лильин не подводил товарищей. Зато отлично знаю, что к самому себе он был гораздо требовательнее, чем к другим, отличался редкостной скромностью и искренностью. Позволю себе обнародовать выдержку из одного его письма жене (их обоих давно уже нет в живых):
"На протяжении двух месяцев на меня сразу свалились две правительственные награды, которые, особенно последняя, буквально подавила меня своей неожиданностью и высоким значением. 22/IV мне был вручен орден Красного Знамени. Я просто был ошеломлен такой высокой оценкой моих заслуг. До этого, в мае, я тебе писал, не знаю, дошло ли до тебя, я получил из Москвы телеграмму, что награжден медалью "Партизану Отечественной войны". Я чувствую себя в долгу за эти награды и просто не знаю, чем их еще оправдать.
Меня особенно растрогало награждение орденом Красного Знамени, первым, учрежденным в нашей стране орденом, к которому я привык всегда относиться с огромным уважением и меньше всего думал, что когда-нибудь получу его и я. И вот в такие минуты душевной растерянности, пусть хотя и радостной, мне не хватает тебя, или, по крайней мере, твоих писем, моя любимая..."
После того немногого, что я рассказал здесь о Лильине, ни у кого, по-моему, не возникнет вопрос: почему именно он первым из сотрудников "Красной звезды" (да, пожалуй, даже первым из всех корреспондентов центральной печати) пробился к партизанам, чтобы написать о них не по чужим рассказам, а по собственным впечатлениям.