Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– Ты можешь это доказать?
– Да.
– Тогда докажи.
– Спроси английского консула в Стамбуле!
– Но ведь не я, а ты должен предъявлять доказательства!
– Не могу же я его привезти, раз я заключенный!
– Я пошлю гонца в Стамбул. Сто ударов превратятся в двести, если ты меня обманул!
– Я говорю правду. Но даже если не так, ты не можешь бить меня или выносить приговор. Ты кади, а я настаиваю на верховном суде – мевлевите.
– Я твой мевлевит!
– Это не так. Я требую суда билад и хамсе моллатары – мулл пяти городов. Да и такой суд, как здесь, не может
Он назвал всех исполнительных лиц, вплоть до писца. Такой наглости кади уже не мог вынести.
– Эй ты! – заорал он. – Ты знаешь законы отлично и так же отлично умеешь их нарушать. Я позабочусь о том, чтобы твое наказание было утроено!
– Делай, что хочешь, но учти, что не все тебе удастся! Я протестую от имени консульства Великобритании против битья палками, которое ты мне назначил.
Кади многозначительно взглянул на нас через ряды и сказал:
– Закон обязывает меня прислушаться к твоим словам. Но не думай, что тебе удастся выкрутиться. Ты убийца и поплатишься за это. Отведите его обратно в тюрьму и не спускайте с него глаз!
Армянина увели, но он успел бросить многозначительный взгляд на чужестранца, перехватившего его, и этого, кроме меня, никто не заметил.
Как я мог обратить внимание кади на этого человека? Даже если они знали друг друга, у нас не было ровным счетом никаких оснований задерживать его. Но даже если бы это и произошло, они бы вряд ли выдали друг друга. Поэтому, не желая подставлять кади, я взял эту странную личность на себя.
Заседание окончилось, и слушатели разошлись. Кади пошел к Гуляму, чтобы принести свои извинения, а Оско, черногорец, обратился ко мне:
– Разве я не говорил, эфенди, что так оно и получится?
– Такого исхода я не ожидал, – ответил я. – Хоть я и не кади и не муфтий, но думаю, что судья не мог поступить иначе.
– Он что, должен запросить Стамбул, сказал ли этот человек правду или нет?
– Да.
– И сколько это продлится?
– Неизвестно сколько.
– А если он действительно окажется британским подданным?
– Он все равно получит свое наказание.
– Но ведь он им не является!
– В таком случае кади утяжелит наказание. Но я лично в это его утверждение совершенно не верю.
– А я думаю, это вполне реально. Иначе как он мог придумать такую ложь?
– Чтобы избежать палок и выиграть время. Нужно убедить кади назначить как можно более тяжелое наказание.
– Эфенди, ты сам не хочешь поговорить с кади?
– Лучше тебе это сделать – у меня совершенно нет времени. Мне предстоит одна срочная поездка, о которой я вам скоро расскажу. Мы увидимся у Гуляма.
Чужеземец, которого я посчитал армянином, должен был в это время покидать здание суда. Мне нужно было проследить за ним. Он шел медленно, задумчиво, и я двигался за ним минут десять. Тут он неожиданно обернулся и увидел меня. На суде, когда я выступал, он меня наверняка приметил и теперь, несомненно, узнал. Он пошел дальше и свернул в узкий проулок. Я решил ни за что не упускать его из виду. Он уже наполовину прошел улочку, как обернулся снова. Естественно, он опять увидел меня. Так продолжалось довольно долго – он шел и оборачивался, а я неотступно следовал за ним. В пылу преследования мне уже было безразлично, что он думает по поводу моего поведения. Обстоятельство, что он меня боится, подогревало меня во мнении, что совесть его нечиста. Вот он завернул в проулок. Когда я спустя полминуты пришел на его угол, он неожиданно вышел, гневно на меня взглянул и спросил:
– Зачем ты идешь за мной?
Я осмотрел его с головы до ног и спросил:
– А что, если наши пути совпадают?
– Но это моя дорога!
– Иди же по ней, но мой путь прямой и честный!
– Ты хочешь этим сказать, что мой – нет?
– Я твой путь не знаю и знать не хочу.
– Так давай иди своей дорогой!
– Мне все равно, где идти.
Я пошагал дальше, не оглядываясь, но слух мой был уже достаточно натренирован, чтобы не обмануться. Я слышал его шаги позади себя, потом они удалились. Они звучали тихо, но человек шел!
Как только я перестал их различать, я развернулся и побежал назад. И правильно сделал. Он забежал в другой проулок. Я последовал за ним так, чтобы он не мог меня видеть, и подошел в нужное время на следующий угол, чтобы разглядеть, куда он повернул.
Я немного постоял и приметил, что он пошел к чарши Али-паши.
Чарши означает «базар» и происходит от славянского слова «чаршить», то есть «околдовывать». Наверное, имеется в виду то воздействие, какое оказывают товары на покупателя.
Человек, конечно, подумал, что на подступах к базару я потеряю его след, даже если и иду за ним. Меня это вполне устраивало – здесь можно было подойти к нему ближе, оставаясь незамеченным.
Так оно и вышло. Я держался прямо за ним, хотя он раз десять менял направление. Наконец, находясь уже на вещевом рынке, он двинулся в сторону караван-сарая и зашел в ворота. Здесь ускользнуть он не мог – у этого помещения имелся только один вход. Неясно было лишь, жил ли он там или имел там дело. Мне показалось, что вернее будет второй вариант. Он стоял за воротами и внимательно осматривал площадь, вероятно, искал меня.
Тут ко мне пришла идея. Я подошел к одному из торговцев.
– Салам алейкум!
– Алейкум! – приветливо ответил тот.
– У тебя есть голубой тюрбан?
– Да, эфенди.
– А накидка?
– Сколько твоей душе угодно!
– Я очень спешу. Я хочу на время взять у тебя и то и другое, но не покупать. Давай мне быстрее и накидку и тюрбан. Вот мои часы, вот оружие, к этому прибавлю куртку и 500 пиастров. Этого тебе будет достаточно, чтобы поверить в то, что я вернусь.
Он глянул на меня с удивлением. Такого в его практике еще не случалось.
– Эфенди, зачем тебе это нужно? – спросил он.
Для быстроты я объяснил ему так:
– Я преследую человека, который меня знает, но не должен узнать. Скорее, иначе он уйдет!
– Аллах-иль-Аллах, так ты из тайной полиции?
– Не спрашивай, а делай! – приказал я ему. – Сам великий государь просит у тебя помощи в поимке опасного преступника!
Теперь он точно поверил, что я переодетый хавас. Я снял куртку, нацепил накидку и обмотал платок вокруг головы. Потом передал ему в залог свои вещи и только тогда показался в дверях.