Из Багдада в Стамбул

Май Карл Фридрих

Я насчитал одиннадцать мужчин. Тот, с которым я говорил, вернулся к своим и переговорил с ними. Потом спешился, снял ружье, нож и кинжал и пешком пошел ко мне. Это был пятидесятилетний стройный мужчина приятной наружности. Его черные глаза горели ненавистью, но он сел безмолвно передо мной.

Я молчал, и ему пришлось начать беседу со слов:

– Чего ты от нас хочешь?

– Я хочу с тобой говорить.

– Так говори!

– Я не могу.

– Аллах! Почему?

Я показал назад.

– Посмотри, у

меня с собой было много оружия, и я отложил его, то же должен был сделать ты. Ты ведь обещал оставить свое. С каких пор беббе стали лжецами?

– Я – лжец?!

– А как расценить дубинку под твоей накидкой? – И я указал на заметно выпирающую из-под одеяния рукоятку.

Он заметно смутился, залез под накидку и отбросил оружие подальше.

– Я забыл о ней, – признался он, как мне показалось, искренне.

Это убедило меня в том, что вероломства мне от него ждать не надо. Он мне не доверял, опасался меня и допускал непредвиденную ситуацию.

Я начал:

– Так пусть будет между нами мир хотя бы до тех пор, пока наши переговоры не закончатся. Обещаешь мне это?

– Да, обещаю.

– Тогда дай мне руку!

– Вот она.

– Почему вы нас преследуете? – спросил я затем.

Он удивленно взглянул мне в лицо.

– Ты что, глупец? – вскричал он. – Вы ограбили нас, вы пришли как враги на наши границы, а ты еще спрашиваешь, за что мы вас преследуем?

– Мы пришли не как разбойники, не тем более как ваши враги.

Он еще больше удивился.

– Разве нет? Аллах-иль-Аллах! И взяли при этом наш скот и наши палатки со всем, что в них было!

– Ты ошибаешься! Это не мы, а беджат!

– А вы и есть беджат!

– Нет, мы пятеро мирные люди. Один из них и я – воины из далекого Франкистана, третий – мой слуга, араб, родившийся по ту сторону Мекки, а еще двое – бениарабы, уроженцы западных земель, которые не числятся у вас в недругах.

– Ты говоришь, чтобы сбить меня с толку. Так тебе не удастся одурачить нас. Вы – беджат!

Я сорвал бурнус и отвернул белый рукав моей куртки, затем отогнул и нижнюю рубашку.

– Такие руки у арабов, беджат или курдов? – спросил я.

– Он белый, – ответил он. – А все тело тоже такое?

– Конечно. Умеешь читать?

– Да! – заявил он высокомерно.

Я достал свой блокнот и открыл его.

– Это язык арабов или, может быть, курдов?

– Это чужая письменность.

Я захлопнул блокнот и достал паспорт.

– Тебе знакома эта печать?

– Аллах! Это печать великого господина.

– Ты должен знать эту печать, потому как ты воин паши Сулеймании, который должен давать отчет султану. Теперь ты веришь, что я не беджат?

– Да, теперь верю.

– Также правда то, что я сказал тебе о других.

– Но вы были среди беджат!

– Мы встретили их во время своего путешествия на севере отсюда. Они приняли нас на правах гостей и сообщили, что направляются на праздник джиаф. Мы и не подозревали, что они – враги беббе; не догадывались мы и о том, что они собираются напасть на вас и обокрасть. Вчера вечером мы заснули в их лагере; они куда-то уехали, а когда вернулись, поняли, что ели хлеб разбойников. Я вступил в спор с их ханом Хайдаром Мирламом, и в этот момент вы напали на них.

– О Аллах, не дай Хайдару Мирламу уйти от нас! А вы обращали оружие против наших?

– Да, мы были вынуждены это делать, ибо вы напали на нас.

– Вы кого-нибудь убили?

– Ни одного.

– Поклянись.

– Я не клянусь, я христианин.

– Христианин, – повторил он, пораженный, с сочувственной миной. – Теперь я вижу, что ты не курд и не турок, потому как мусульманин никогда не скажет, что он христианин. И я верю, что вы не убили наших, а бежали. Разве может христианин убить поклонника ислама?

В его голосе было столько уверенности, что я с удовольствием залепил бы ему увесистую оплеуху; но нужно было сдерживаться ради нашей же безопасности. Я находился в довольно щекотливом положении, ибо остальные беббе потихоньку подошли близко и соединились с другими, так что всего в пятистах шагах от меня стояли более тридцати врагов. Любая неосмотрительность могла стоить мне жизни.

– Так ты видишь, что мы не ваши враги, и сможешь нас отпустить?

– Куда вы собираетесь ехать?

– В Багдад.

– Побудь здесь. Я поговорю со своими.

Он поднялся и отошел назад, так и не подняв свою дубинку. Последовали долгие переговоры, причем очень оживленные, как я видел по их лицам, после чего спустя четверть часа он вернулся ко мне.

На землю он снова не сел, поэтому и мне пришлось подняться на ноги.

– Ты мог бы уже идти, – решил он, – но мы еще не видели твоих спутников. Позови их. Со мной будут еще четверо беббе. Тогда нас окажется поровну.

Такое предложение таило в себе большую опасность. Я не поворачивался пока в сторону моих спутников, чтобы не терять из виду противника, но мне все же пришлось обернуться, и я заметил их на расстоянии двух тысяч шагов от нас. Должны ли они отказываться от такого преимущества? Мне нужно было проявлять осторожность.

– Ты заблуждаешься, – возразил я, – нас не будет поровну.

– Почему же? Вас пятеро и нас тоже.

– Посмотри, какое преимущество у моих братьев, и подумай, чего они лишатся, если подъедут сюда, а вы не предложите им мира!

Он сделал пренебрежительный жест рукой.

– Не бойся, гяур! Мы беббе, а не беджат. Мы снова представим вам то же преимущество.

При других обстоятельствах за своего «гяура» он бы ответил; сейчас же я посчитал за самое умное не заметить этот выпад. Я лишь сказал: