Из Черниговской губернии
Шрифт:
— Какъ-съ можно мужика смшать съ бариномъ? Съ барина того не возьмешь, что съ мужика!
— Съ мужика больше?
— Какъ можно-съ! Барину я отдамъ платокъ какой за тридцать серебра, больше не выпросишь, а съ мужика я меньше сорока пяти за тотъ платокъ и не возьму! А то и полтину дастъ!
— Сколько же вы берете барыша на рубль?
— Этого сказать нельзя: мы такъ никогда и не считаемъ, да и сосчитать того дло невозможное!
— Какъ же вы цну назначаете?
— А такъ, на это у насъ своя привычка есть; безъ привычки
— На сколько жъ вы въ день продаете?
— А это, сколько Богъ дастъ: иной день, на семь цлковыхъ; а то Богъ поможетъ — и на десять продашь. это я разсказываю про эту пору — про лтнюю; а зимой лучше; зимой продашь и на двадцать пять, и на тридцать серебромъ случается.
— А сколько жъ вы на себя въ день прохарчите? На себя и на лошадь?
— Это тоже не ровно: иной день рубль серебра, иной полегче выйдетъ денекъ — и семью гривнами отдлаешься… А придется, выпьешь, съ усмшкой прибавилъ онъ, выпьешь и — рубля мало!
— Такъ ежели вы продадите въ день на семь рублей, въ тотъ день вамъ убытокъ?
— Какъ можно въ убытокъ торговать!
— Да ежели вы много на себя истратите?
— Такъ что же-съ? Сколько ни истратилъ, все на товаръ разлагаешь.
— Сколько-бъ не истратилъ?
— Сколько и истратишь на себя, сколько отошлешь домой; вдь дома жена, дти, имъ тоже пить — сть надо, домой имъ тоже посылаешь; все на товаръ и раскладываешь.
— Такъ считая, вы берете очень большой процентъ?
— Какой большой!
— Какъ же, продадите на семь рублей…
— Да что же, что ли семь-съ? Вы извольте положить: товаръ чего стоитъ, ну, положимъ, хоть товаръ хозяину стоитъ четыре рубля, а то и вс пять; да лошадь прокормить, да на себя истратить… такъ и выйдетъ, что барышъ самый пустой: какой-нибудь рубль серебра достанется… Да когда-бъ все на деньги продавали, а то всмъ беремъ: и яйцами и перенеслами… правда и то — продаемъ съ барышомъ…
— А вы гд берите товаръ?
— Да такъ, по городамъ.
— Не на фабрикахъ?
— Колибъ на фабрик взять товаръ-съ, я вамъ скажу: безпремнно было-бъ выгоднй, да только намъ на фабрику къ самому фабриканту и ходу нтъ!
— Это почему же?
— А потому: первое дло — какой такой у насъ товаръ есть? Товару у насъ есть у кого на сто, у кого много-много на полтораста рублей… положимъ, хоть на вс двсти, такъ изъ-за такой бездлицы хать на фабрику за 500 верстъ и не стоитъ! это-съ первое дло; теперь другое; мы по городамъ кредитъ имемъ, такъ въ кредитъ товаръ и беремъ.
— На много берете товару?
— Сколько нужно, столько и возьмемъ-съ; намъ врютъ-съ; а для того какъ врютъ, что мы сами свои дла аккуратно ведемъ. Всякій хозяинъ аккуратъ любитъ-съ. Возьму я у хозяина товаръ въ долгъ; продамъ тотъ-съ товаръ, сколько слдуетъ хозяину — деньги отдамъ; такъ мн хозяинъ-то опосля того на сколько хочешь повритъ…
— Ну, однако, же сколько же?
— Да вотъ хоть я: послдній разъ отдалъ
— И каждый разъ вы за товаромъ сами здите къ вашему хозяину въ городъ?
— Какъ можно! хозяинъ самъ вызжаетъ съ товаромъ, или высылаетъ съ кмъ.
— Такъ и хозяинъ вашъ беретъ самъ по себ барышъ съ этого товара?
— А то какъ же? беретъ!
— Ну, а хозяину вашему много барыша отъ вашего товара очищается?
— А кто его знаетъ! Намъ про это никакъ-съ невозможно и узнать-то! Только теперь барыши пошли не прежніе!
— Давно жъ стало барышей меньше?
— А вотъ съ самаго указа объ вол.
— Это жъ отчего?
— Отчего? Сперва народъ зануженный быхъ: другой во весь вкъ-то въ деревн просидлъ за барской работой; а какъ вышла воля, — имъ и повольготне стало, отпустило имъ-то; то тотъ, то тотъ въ городъ създитъ, продастъ что, да въ город, что нужно изъ вашего товару, въ город и купитъ.
— У васъ стали меньше покупать?
— Нтъ, и у насъ стали больше покупать.
— Отчего же у васъ барышей меньше? спросилъ я, понимая въ чемъ дло.
— Мужики стали цну разбирать… больше въ цн толку знать.
— Неужели же такъ скоро и цну узнали товарамъ? Кажется, еще недавно и указъ объ вол вышелъ?
— Цны-то настоящей они хоть не узнали, да все въ город берутъ по городской цн. А то другіе мужики берутъ товаръ, сами продаютъ… ну, да это, Богъ дастъ, не надолго!..
— Почему же не надолго?
— Просить будемъ, чтобъ мужикамъ запретить торговать, а чтобъ торговать однимъ мщанамъ.
— Ну, а какъ васъ не послушаютъ?
— Послушаютъ безпремнно! въ Орл сходка объ этомъ была; на сходк и поршили: просить, чтобъ мужикамъ запретили торговать, а питались бы они своей землей.
— Ежели же и сходки вашей не послушаютъ? Тогда что?
— Какъ сходки не послушаютъ! Мужики и теперь отъ насъ, отъ мщанъ, прячутся.
— Что жь имъ прятаться?
— Какъ что? а поймалъ, да къ становому!
— Ну, а становой что?
— Становой что хочетъ, то и сдлаетъ… И ничего не сдлаетъ, да мужику-то къ становому въ гости не хочется…
Привычная въ гоньб хозяйка-жидовка, пока мы толковали, приготовила мн пообдать. Не усплъ я състь своей яичницы, какъ вошелъ ко мн сперва жидъ — шинкарь, потомъ хозяйка съ дочкой или невсткой, замужней жидовкой лтъ 12–13. Хозяинъ обратился ко мн съ просьбой списать портретъ со всего его семейства. Я отговорился отъ этой чести; но настоящимъ заправскимъ живописцамъ хорошо бы было нарисовать молодую жидовку для патологическаго кабинета: такого изнеможеннаго вида, такого неподвижно-тупаго взгляда, такой видимой вонючести во всемъ — не скоро встртишь, да разв только вы еще увидите мальчика — монастырскаго служку. Говорятъ, что у жидовъ это происходитъ отъ ранняго брака; у монастырскихъ служекъ, вроятно, отъ какихъ нибудь другихъ причинъ.