Из года в год... (Статьи и речи)
Шрифт:
И украинские крестьяне находили для них краюхи хлеба и охапки соломы на ночлег. Да будут благословенны крестьянские хаты, которые дали им убежище, не дали погибнуть от голода множеству людей, лишенных крова, семьи и родины!
Да будут благословенны мозолистые руки украинской крестьянки, которая подавала жаждущим польским беженцам крынку молока и стакан воды!
И когда я смотрела на зал оперного театра, я видела перед собой три фазы истории этой земли: земля под игом капиталистического рабства, земля в хаосе самой страшной войны и, наконец, — свободная
Все эти люди — люди, спасенные от истребления. Они отдают себе в этом отчет, так как каждый из них видел сентябрьские дни. Красная Армия спасла Западную Украину от уничтожения. Немудрено, что когда речь заходит о Красной Армии, зал гремит бурей оваций.
Я смотрела на депутатов, на девушек, женщин, мужчин. Они никогда не имели права голоса, не имели даже права на жизнь.
Теперь это уже свободные люди. Они съехались со всех сторон — от извилистой ленты Буга до Збруча, от болотистых притоков Припяти до Карпат. Впервые подали они свои голоса. Теперь они сами решают свою судьбу, а не кто-то распоряжается их жизнью. Впервые будет так, как хотят они, а не кто-то другой, живущий обманом и угнетением.
Три дня обсуждала Западная Украина свое будущее. Самые основные вопросы обсуждали депутаты. И депутаты решили их, согласно желанию и воле избирателей.
В Западной Украине — советская власть.
Шумит, гремит, содрогается зал. После долгих лет муки, после долгих лет фашистского гнета — советская власть!
Воссоединение Западной Украины с Украиной Советской.
Шумит, гремит, содрогается зал. Наконец-то, после многих лет тайного слушания вестей, идущих с той стороны, после тайных побегов через Збруч — уничтожение границы!
Отбирают у помещиков земли, конфискуют церковные имения, земли крупных чиновников.
Шумит, гремит, содрогается зал. Пришел конец крестьянской нищете. Больше не будет подыхать с голоду крестьянская корова, когда на панском лугу трава по пояс. Больше не станет крестьянка с детьми выплывать в лодке на озеро, чтобы рвать тростник, который на короткую минуту может обмануть голод. Земля — тем, которые на ней работают.
Национализация банков и крупной промышленности.
Шумит, гремит, содрогается зал. Конец безработице, конец забастовкам, локаутам, когда на улицах городов лилась рабочая кровь. Конец обогащению паразитов.
Вот гуцул из заброшенной деревни. Орлиное, прекрасное лицо. Вся обида горной верховины звучит в его голосе, вырывается криком протеста. Устами своего депутата говорит вся гуцульщина, заброшенная, обреченная на нищету, насильственно ассимилируемая.
На трибуну поднялась крестьянка из Тарнопольщины. Просто, не по-ученому рассказала она о крестьянской доле, о жизни в деревне. Сама прекрасная народная поэзия, самородное творчество говорило со сцены. Таланты, о которых никто не знал, о которых никто не беспокоился, которым никто не протянул руку помощи!
С искрой гнева в глазах молодая учительница говорила о жизни крестьянского ребенка, о школе, в которой нельзя было пользоваться
Молодым мощным голосом звала, кричала со сцены человеческая обида. Громко звучал клич братства. Украинец говорил о тяжелой доле трудящихся — польских рабочих, поляк — об эксплуатации рабочих — украинцев и евреев.
Сегодня все понимают друг друга. На этой земле найдется место для всех, кто хочет трудиться. Нет места лишь врагам, явным и тайным. Грозно звучит завет: врага распознавать под любой маской и беспощадно уничтожить.
Западная Украина не отдаст того, что приобрела после многих лет гнета и обиды. Она никому не позволит вмешиваться в великие дела социалистического строительства. Объединяются и братаются крестьяне, рабочие, трудовая интеллигенция. Это новый день и новая жизнь.
Западная Украина начинает новую, счастливую, свободную жизнь. Красное знамя развевается над Львовом.
1939
САМОЕ БОЛЬШОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ
С тех пор как я оказалась по эту сторону бывшей границы, меня постоянно спрашивают о впечатлениях. Представители печати, рабочие с заводов, прохожие на улице. Взрослые и дети. Десять дней я испытываю затруднение — выразить словами то, что переживаю.
Впечатления?.. Десять дней я живу в невероятном, удивительном мире. Десять дней я попеременно то улыбаюсь, то глаза мои полны слез. Добрые, дорогие люди, как трудно мне выразить то, что мне хотелось бы сказать!
Каждая минута приносит с собой нечто новое, нечто такое, что является для меня неожиданностью и открытием. И больше всего меня поражает и радует не то, что показывают нам, приезжим, как доказательство могущества и расцвета Советского Союза. Заводы, театры, замечательные здания. Да, все это необычайно, замечательно. Но вся красота и вся сила новой жизни проявляется здесь прежде всего в человеке.
Сейчас, когда мне предстоит описать впечатления о пребывании в Харькове, я отбираю самые сильные из них, — я должна рассказать о двух встречах.
Нас привели на турбогенераторный завод. В огромном цехе гудели машины, с грохотом двигались вверху подъемные краны, отливали золотом и синевой стружки стали, свернутые, как древесные стружки. Справа и слева — длинные ряды машин. С помоста мы смотрели вниз, на механические чудеса, железные чудовища, послушные человеку. Этап за этапом проходило перед нами рождение турбины.
— А вот и готово! — сказал стоявший подле нас молодой паренек.
Его карие глаза светились радостью. Радость звучала в его голосе. Как он гордился этой готовой машиной…
Радость труда и радость созидания. Этот паренек был здесь с самого начала. С момента, когда на пустырь пришли люди, чтобы строить. С выемки земли, с черной работы начали и рабочие и инженеры. Над пустырем стала подниматься железобетонная конструкция. Потом загудели, загрохотали машины. И родилась первая турбина.