Из истории клякс. Филологические наблюдения
Шрифт:
«Жид на бумаге». Историко-филологический комментарий к одному выражению в «Господине Прохарчине» Ф. М. Достоевского
В рассказе Ф. М. Достоевского «Господин Прохарчин» (1846) в качестве синонима к слову «клякса» используется слово «жид»:
Случалось нередко, что какой-нибудь невинно зазевавшийся господин, вдруг встречая его беглый, мутный и чего-то ищущий взгляд, приходил в трепет, робел и немедленно ставил на нужной бумаге или жида, или какое-нибудь совершенно ненужное слово [262] .
262
Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 тт. Т. 1. Л.: Наука, 1988. С. 315.
В комментариях к этому тексту Г. М. Фридлендер, главный редактор академического собрания сочинений Достоевского, указал, что «жид» в данном случае — «жидкое пятно, клякса» [263] . Можно гадать, было ли осознанным в данном случае орфографическое сближение слов «жид» и «жидкий», приобретающее таким образом характер этимологического объяснения, или это невольный каламбур комментатора, но в главном комментарий точен: словом «жид» Достоевский обозначает кляксу. В корпусе сочинений Достоевского это единственный случай употребления слова «жид» в таком значении, но, коль скоро сам Достоевский его никак не поясняет, можно думать, что он вполне рассчитывал на его понимание со стороны своих читателей. Примеры схожего словоупотребления в русской литературе немногочисленны, но они есть. Так,
263
Там же. С. 456.
Петрозаводская ссылка его могла бы иметь и другой конец, если бы в конце письма к государю, написанному Михаэлисом, не вышел случайно чернильный жид. Эту историю я слышал потом, уже много лет спустя, от князя А. А. Суворова <…>. Когда мы вспомнили о Михаэлисе, Суворов рассказал мне историю о чернильном жиде, изменившем всю судьбу Михаэлиса. Не явись случайно этот жид, Михаэлис был бы возвращен в Петербург, а не попал в Тару. Михаэлис и Ген написали из Петрозаводска письмо к государю с просьбой о позволении вступить снова в университет и, по торопливости или небрежности, сделали в конце письма чернильное пятно; вместо того чтобы переписать письмо, они слизнули пятно языком. Прочитав письмо и увидев в конце его пятно, государь остался недоволен и не дал просьбе продолжения. «Государь не привык получать такие письма», — заметил Суворов серьезно [264] .
264
Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания в 2 тт. Т. 1. С. 156, 157, 158.
Занятно, что использование выражения «чернильный жид» в тексте Шелгунова — осознанно или нет — тематизирует собою рассказ о еврее, в судьбе которого нечаянно поставленная клякса сыграла злую роль. Если в данном случае это, похоже, только совпадение, то в других случаях использование слов «жид» и «клякса» оказывается взаимообратимым. Именно в таком ряду их и фиксирует в своем словаре В. И. Даль, где при слове «жид» и его бранных синонимах «жидовин, жидомор, жидовьё» дается пояснение: «презрительное название еврея, скупой, скряга, корыстный скупец, клякса на бумаге» [265] .
265
Толковый словарь великорусского языка Владимира Даля. 4-е исправленное и значительно дополненное издание под ред. И. А. Бодуэна де Куртенэ. Т. 1. СПб.; М.: Товарищество М. О. Вольф, 1912. Стлб. 1345. В советских изданиях словаря Даля статья на слово «жид» изъята (в репринтном переиздании 1955 г. для этого пришлось изменить линотипаж страницы). См. также: Словарь русских народных говоров. Т. 19. М.; Л.: Наука, 1965. С. 168, где выражение «посадил жида на письмо» приводится с пометой «Смол<енская губ.>, 1914 <год>».
Важно отметить, что ко времени первого издания словаря Даля (1861–1868) слово «жид» еще не воспринималось как однозначно оскорбительное, хотя, как это видно у того же Даля, оно предваряет собою инвективы [266] . С лексикографической точки зрения из пояснения Даля не слишком понятно, жид именуется кляксой или клякса жидом, тем более что отдельной статьи на слово «клякса» в его словаре нет. Ассоциации, семантически уравнивающие слова «жид» и «клякса», при этом, конечно, столь же широки, сколь и произвольны. Так, например, Елена Сморгунова в статье, посвященной толкованию русских пословиц и поговорок, упоминающих евреев, признается, что «не ясно, откуда этимологически» происходит семантика выражения «жид — клякса на бумаге», и задается предположительными вопросами: «что это — непонятная графика алфавита, где буквы сливаются в черные пятна? Или черная верхняя одежда? Или просто что-то неприятное, темное?» [267] Иначе полагает Савелий Дудаков, автор историософских «Этюдов любви и ненависти», полагающий, что в данном случае «[л]огика проста: предательская клякса подобна предательству еврея» [268] .
266
Из официальных документов слово «жид» исчезает с конца XVIII века, но, например, в «Русско-еврейском словаре» 1860 года (СПб.: Типография М. Эттингера) есть слова «жид» и «жидовка», но отстутствует статья на слово «еврей». К 1880-м годам словоупотребление «еврей» — «жид» получает политическую окраску: либералы пользуются «официальным» и нейтральным словом «еврей», а националисты, монархисты и консерваторы — «народным» и уже инвективным «жид», считавшимся, однако, также не слишком пристойным для печати. Так, Н. С. Лесков в 1879 году поменял заглавие серии своих статей «Жидовская вера» на «Набожные евреи», сочтя первый вариант «грубым» (Лесков Н. С. Собрание сочинений в 11 тт. Т. 10. С. 468: письмо к А. С. Суворину от 25 декабря 1879 г.), а название трилогии В. В. Крестовского «Жид идет» («Тьма Египетская», «Тамара Бендавид», «Торжество Ваала») в 1881 году было отклонено издателем консервативного «Русского вестника» М. Н. Катковым, полагавшим его «неудобным» для журнала (Елец Ю. Биография Всеволода Владимировича Крестовского // Крестовский В. В. Собрание сочинений. Т. 1. СПб.: Общественная польза, 1898. С. XL). В том же 1881 году К. М. Станюкович приводил слово «жид» как уже определившуюся примету юдофобского лексикона (Станюкович К. М. «Жид», «Ландлорд» и «Золотая ручка» // Станюкович К. М. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 250–253). Подробно об истории словоупотребления «жид» — «еврей» в России см.: Переферкович Н. Филологические заметки: 1. К истории слова «суббота». 2. К истории слова «жид» // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1913. Октябрь. С. 269–270; Kher J. D. Zhid: Biography of a Russian Epithet // Slavonic and East European Review. 1982. Vol. 60. No. 1. P. 1–15; Wolf M. Zid — Kritik einer Wortverbannung. Imagologie Israels zwischen staatspolitischem Kalk"ul und k"unstlerischer Verfremdung. M"unchen: Verlag Otto Sagner, 2005 (Sagners Slavistische Sammlung, 30).
267
Сморгунова Е. Свой? Чужой! в русских пословицах и поговорках // Свой или чужой? Евреи и славяне глазами друг друга / Отв. ред. О. В. Белова. М.: Дом еврейской книги, 2003. С. 178.
268
Дудаков С. Этюды любви и ненависти. М.: РГГУ, 2003. С. 377.
Догадки такого рода, без сомнения, можно множить и остроумия ради посильно аргументировать. Так, например, к сказанному Сморгуновой можно добавить, что самоназвание евреев на иврите — (йehydu, йеhуdим) и самоназвание того же корня на идише — (произносится как йид, мн.ч. — йидн), этимологически определившее лат. judaeus, англ. jew, фр. juif, нем. Jude, польск. zyd, слов. zid, чешек. zid, литовск. zydas, рус. иудей-жид, пишется не только на «непонятной графике алфавита», но и начинается с самой маленькой и вполне кляксообразной буквы этого самого алфавита — буквы «йуд» [269] . Теми же ассоциациями, возможно, продиктовано название рукописного журнала на иврите «Китмей ха-дье» («Чернильные пятна»), издававшегося в начале XX века в Перми учениками при домашнем хедере [270] .
269
При этом символическое истолкование буквы «йуд» не только обозначает еврея, но и, что уж совсем по нашей теме, — потенциально олицетворяет кляксу. Так, по наставительному рассуждению авторитетного любавичского ребе Менахема Мендла Шнеерсона: «Есть в первом слове Торы маленькая <…> буква „йуд“. „Йуд“ значит еврей. Эта буковка — макет нашей еврейской души. Хвостик вверх (справа), хвостик вниз (слева) — даже безрукий нарисует. Простая буковка. И намек в ней содержится простой; сотри верхний хвостик (связь со Всевышним), сотри нижний хвостик (служение в низшем мире) — и превратится „йуд“ в простую кляксу, пятно на бумаге. Пляшет еврей со свитком Торы в руках, тянет руки к небу, стучит каблуками по полу. Пляшет душа его, буковка „йуд“ верхним хвостиком смотрит в небо, нижним — топчется по бумаге. А тот, чья душа перестала тянуться к небу, а ноги не хотят веселиться в день Симхат Тора, может однажды обнаружить в зеркале вместо милой семитской физиономии черную кляксу» .
270
Антропова И. Из истории евреев Урала // Урал. 2004. № 11 — цит. по: magazines.russ.ru/ural/2004/l1/ant16.html; Шалит Ш. Академик В. Иоффе: «Родной язык — еврейский» // berkoyich-zametki.com/Nomer37/Shalitl.htm.
Черный цвет традиционной еврейской одежды (хасидская капота) и расхожее представление о «чернявости» самих евреев также, конечно, не исключают «чернильных» эпитетов [271] . О силе способствующего тому контраста можно судить, например, по воспоминаниям генерала Клементия Колачковского, наблюдавшего в 1812 году еврейское население города Мозыря и близлежащих к нему мест Минской губернии:
Помню, в Игумне нас приветствовал помещик-литовец, в красном мальтийском мундире, яркий цвет которого удивительно выделялся среди черной еврейской толпы. <…> Вид их длинного черного платья, меховых шапок и пейсов несколько развеселил нас [272] .
271
Anderson G. The Legend of the Wandering Jew. Providence: Brown University Press, 1965. P. 119, 188–189; Devisse J. The Image of the Black in Western Art. New York: William Morrow, 1979. P. 72–73, 76, 80. Леонид Ливак указывает, впрочем, что стереотип «черного» (черноволосого) еврея получает широкое распространение не ранее XIX века попутно расистскому обоснованию, связывающему евреев и африканцев (Livak L. Prolegomena to the Study of «the jews» in Russian Literature // Jews and Slavs. No. 13. Anti-Semitism and Philo-Semitism in the Slavic World and Western Europe. Haifa; Jerusalem: The University of Haifa — The Hebrew University of Jerusalem, 2004. P. 77. См. также: Felsenstein F. Anti-semitic Stereotypes: A Paradigm of Otherness in English Popular Culture, 1660–1830. Baltimore; London: Johns Hopkins University Press, 1995. P. 248–249).
272
Колачковский К. Записки генерала Колачковского о войне 1812 года // Военно-исторический сборник. 1911. № 4 — цит. по: Лякин В. А. Мозырь в 1812 году//www.museum.ru/museum/l812/library/Lyakin/part02.html.
Не меньшую роль в этом случае могли играть и другие живучие стереотипы антисемитской традиции — мотивы нечистоты, неряшливости, заразности и дурного запаха евреев [273] . Олицетворение евреев с кляксами кажется с этой точки зрения, в общем, не менее представимым, чем оно представимо применительно к неграм, арабам, кавказцам или, например, к грязнулям и неряхам любых стран и народностей (так, Чехов в одном из писем к брату упоминает двух русских ямщиков, которых называет или, точнее, обзывает «кляксами»: «Доехали мы по меньшей мере мерзко. На станции наняли двух каких-то клякс Андрея и Панохтея по 3 целкача на рыло. <…> Кляксы все время везли нас возмутительнейшим шагом» [274] ). Представима и такая метонимическая персонификация, когда кляксой обозначается тот, кто вообще недостоин упоминания, это «некто» и «никто» одновременно, — так, например, в книжной иллюстрации Н. Денисовского к стихотворению В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо» (издание 1925 г.) клякса заменяет собою изображение хулигана:
273
Livak L. Prolegomena to the Study of «the jews» in Russian Literature. P. 75–83, с обширной литературой вопроса.
274
Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 тт. Письма в 12 тт. Т. 1. М.: Наука, 1974. С. 152 (Письмо от 10 мая 1885 г. из г. Бабкино). Публикаторы ограничились проставлением в тексте письма вопросительного знака, но никак его в данном случае не прокомментировали.
Объяснение Савелия Дудакова, усмотревшего в ругательном сравнении еврея с кляксой мотив предательства, выглядит скорее каламбурным, но и оно, судя по частотности созвучного к нему словоупотребления, вероятно, также могло бы найти свое лексико-метафорическое обоснование [276] .
275
[Маяковский В.] Что такое хорошо / Рис. Н. Денисовского. Л.: Прибой, 1925.
276
«И нервная рука на лист черкает / Строфу, другую… И с пера стекает/ Предательская клякса… О, Смущенье!» (Арбенин И. Ах, этот красный бархатный альбом… // Журнал «Холм поэтов». Вып. 1 — teatrpoetov.com/holmpoetov/1/album.html); «На лист легло пятно последней точки. / Так, это глазик. Вот еще один. / Овал лица. Рисунок после строчки / Автопортретом будет. Только блин / Предательская клякса заклеймила / Художество. И мой шедевр погиб» (Ravager. На лист легло пятно последней точки… // paladiny.ru/entertainments.wow.php?EntertainmentID=3383); «За письмо постоянно снижали оценки, перьевые ручки-вставки предательски роняли кляксы на каракули в тетрадях» (Бондарь В. Большое чувство маленького зайца // www.prozaru/2007/06/03–24).
Важно заметить, впрочем, что историческое прояснение взаимосвязи слов «жид» и «клякса» для русского языка середины XIX века осложняется (а игра фантазии в вышеприведенных случаях поддерживается) тем обстоятельством, что само слово «клякса» в это время еще воспринималось в качестве неологизма. Характерно, в частности, что его нет у того же Достоевского и Шелгунова. Лексически слово «клякса» представляет собой заимствование из немецкого языка. Впервые оно фиксируется в форме «клаке» в «Полном французском и российском лексиконе» И. И. Татищева (первое издание — 1798 г.; второе — 1816, третье — 1839), но его употребление вплоть до 1850-х годов остается исключительно спорадическим и грамматически неопределенным, допускающим его склонение как по мужскому (как в немецком языке), так и по женскому роду [277] . Поэтому естественно предположить, что этому заимствованию могли сопутствовать контексты, где слово «клякса» допускало какую-либо фразеологическую связь со словами, обозначавшими евреев.
277
Так, уже в женском роде, например, — у Л. Н. Толстого в «Детстве» (1852): «Когда дошло дело до чистописания, я от слез, падавших на бумагу, наделал таких клякс, как будто писал водой на оберточной бумаге» (Толстой Л. Н. Детство // Толстой Л. Н. Собрание сочинений в 22 тт. Т. 1. С. 22). Но еще у И. А. Гончарова: «Простите за клякс: он сделан, когда я кончил письмо» (Гончаров И. А. Письмо к А. Ф. Кони от 25 апреля 1888 года // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. М.: Наука, 2000. С. 520 (Литературное наследство. Т. 102)). В форме женского и мужского рода эти слова наравне фиксируются и в словаре Академии наук 1910 года (Т. IV. Вып. 4. Стлб. 1131).