Из истории культуры древней Руси
Шрифт:
Автор «Слова» употребляет для Игоря, Святослава и их родичей собирательное имя «Ольговичи», которое никогда не применяли в летописях самой княжеской ветви. Окружение Игоря Северского, как та среда, где родилась поэма, должно отпасть. Имя «Ольговичей» заставляет усомниться и в близости автора к Святославу Киевскому, тоже «Ольговичу» родом, хотя автор поэмы полон почтения к этому князю, как и все киевляне, дважды помогавшие Святославу овладеть великокняжеским престолом, несмотря на его военные поражения в борьбе за Киев. Святослав в поэме как бы вынесен за скобки династических размежеваний.
Возможно, у нас есть средство точнее определить династические симпатии автора «Слова»: «златое слово», призыв к разным
Составим генеалогическую таблицу князей (кроме Ярослава Осмомысла), которые реально призывались «вступить в стремя». Оказывается, из нескольких десятков русских князей, живших в 1185 г., автор «Слова о полку Игореве» обращается только к девяти князьям, связанным ближайшим родством. Все они, как говорили летописцы, принадлежат к «Мстиславову племени», к потомкам старшего сына Владимира Мономаха — Мстислава Великого. В перечне упомянуты только внуки и правнуки этого прославленного князя, вплоть до совсем юных «троих Мстиславичей», полки которых водили еще их воеводы (рис. 35).
Рис. 35. Генеалогическая таблица потомков Мстислава Великого и их врагов (в рамках имена князей, упомянутых в статье).
Для прочности исторических выводов нередко бывает важно учесть не только то, что сказано, но и то, о чем умолчано. Перечень князей, приглашаемых под знамена Святослава (кстати, по матери тоже принадлежащего к «Мстиславову племени»), составлен тенденциозно. В него не включены некоторые князья, только год тому назад участвовавшие в походах против половцев. Тенденция здесь все та же — умалчиваются князья, не принадлежащие к любимцам автора. В перечне нет ни одного княжича из «Ольговичей». Не упомянуты сыновья князя Юрия Туровского, известного в качестве «злодея Мстиславичев». Обойдены призывом сыновья князя Владимира Мстиславича, формально принадлежащего к «Мстиславову племени», — Владимир был сыном Мстислава, но сыном от второй жены, и всю жизнь он враждовал с основными потомками своего отца. Автор «Слова» не обратился с призывом к сыновьям «Мачешича», хотя уделы этих князей были расположены у самого театра военных действий, на Днепре, под Киевом, у Триполья.
Такое выборочное отношение к своим современникам драгоценно для нас: пристрастие автора, выраженное так определенно и последовательно, позволяет разгадать княжеский лагерь, к которому принадлежал автор «Слова». Это лагерь потомков Мономаха и его сына Мстислава. Внук Мстислава, Рюрик Ростиславич, был в это время Киевским великим князем, соправителем Святослава.
Когда поэту, уставшему описывать крамолы и усобицы Олега, нужно было противопоставить ему положительных героев, он назвал «Старого Владимира» Мономаха и его правнука Рюрика Ростиславича.
Вот здесь, в окружении Рюрика, в Киеве и следует искать нашего поэта. Рюрик почтительно относился к старейшему Святославу Всеволодичу (тогда два князя из разных княжеских домов правили в Киеве одновременно), но постоянно стремился поднять его (и в особенности его брата Ярослава Черниговского) на активную борьбу с половцами. Симпатизируя Рюрику, поэт не унизился до придворной лести, но сдержанно и достойно показал Рюрика продолжателем дела Мономаха.
В начале статьи была поставлена задача — выяснить «вторую профессию» автора «Слова о полку Игореве». Он выступает, прежде всего, как поэт, но не нужно забывать, что он одновременно является историком.
Самый замысел поэмы объявлен им как исторический и полемический: поэма поведет рассказ от старого Владимира — т. е. в диапазоне целого столетия — и поведет его «не по замышлению Бояна». Достаточно сказать, что Боян был придворным певцом того самого Олега «Гориславича», которого так гневно порицал наш автор, чтобы понять всю полемическую заостренность «Слова».
Автор «Слова о полку Игореве» видит Русь от края и до края как бы с птичьего полета. Недаром его излюбленный поэтический образ — сокол, то высоко парящий в небе, то стремительно бросающийся на защиту родного гнезда. Вот с соколиного полета и показал он свою страну как поэт, и как историк он придал глубину, стереоскопичность этой картине княжеских свар и половецких наездов.
В «Слове о полку Игореве» — три хронологических слоя. Первый, самый глубокий, относится к тем отдаленным временам, когда впервые в южных степях появились тюркоязычные кочевники-гунны, когда века благоденствия славян, названные «Трояновыми веками» (II–IV вв. н. э. по римскому императору Траяну, при котором завязалась оживленная торговля славян с Римом), сменились тяжелыми войнами с готами. Наступило, как говорит поэт, «время Бусово», время славянского князя Буса, плененного и убитого готами. Эта далекая старина, отстоявшая от эпохи автора «Слова» на 800 лет, как сама поэма отстоит от нас на такой же отрезок времени, — старина, пронизанная образами языческих богов, придавала особую глубину поэме.
Второй, главный исторический пласт относится к 1060-1070-м годам, ко времени первого половецкого нашествия (1068 г.), первого избрания князя киевлянами (тоже 1068 г.) и первой измены русских князей, пригласивших для выполнения акта мести половцев (1078 г.).
Автор «Слова» проявил себя более историком, чем современные ему летописцы. Точнее будет сказать, он поставил перед собой несравненно более широкие, чисто исторические задачи. Летописцы регистрировали, описывали события, иногда оценивали их, автор «Слова» сопоставлял две эпохи, изучал исторические корни тех больших явлений русской жизни, которые тревожили его как патриота.
Каковы же были его исторические взгляды, его симпатии и антипатии в столетнем прошлом Руси? Во-первых, автор остался довольно равнодушен ко всем трем сыновьям Ярослава Мудрого, сидевшим после смерти отца на киевском троне. Всем им он противопоставил Всеслава Полоцкого, князя, выбранного восставшими киевлянами на вече. Поэт не жалеет красок, чтобы показать превосходство Всеслава, обрисовать его сказочным героем. Здесь в авторе, очевидно, заговорил киевлянин, потомок тех «киян», которые освободили Всеслава из тюрьмы и «прославили» его великим князем Киевским. Поэт-историк молчаливо осудил Святослава Ярославича, первым начавшего сгонять родного брата с престола, и гневно, наперекор Бонну, осудил сына Святослава Олега «Гориславича» за усобицы, за разорение Руси, за привод половецких орд, которым в награду за помощь дозволялось грабить русские села и города, уводить в плен русских людей.