Из истории культуры древней Руси
Шрифт:
С этим хорошо согласуется и то, что князь Ярослав Всеволодич, адресат «Моления», назван князем «над переяславцы». Переяславль-Залесский Ярослав получил в удел в 1213 г. (или около 1207 г.). Под Переяславлем иногда понимают Переяславль Южный, где Ярослав Всеволодич княжил в свои отроческие годы (1201–1206), но, как увидим далее, это не согласуется с хронологией «Моления», написанного много позднее. Отсутствие в тексте «Моления» Новгорода наводит на мысль, что оно адресовано князю в тот момент, когда напоминать ему об этом буйном боярском городе было неудобно, а таких моментов за время с 1215 по 1236 г. было несколько. После 1236 г., когда Ярослав стал великим князем киевским, к нему уже странно и непочтительно было бы обращаться только как к переяславскому князю.
Для того чтобы окончательно выяснить взаимоотношения «Слова» и «Моления», рассмотрим датировку каждого произведения, а после этого сможем
Датировка произведений, связанных с именем Даниила Заточника, всегда опиралась на время княжения двух Ярославов, упомянутых в «Слове» и в «Молении». Для «Слова» это был диапазон 1182–1199 гг., а для «Моления» — 1201–1237 гг. (или более узко — 1213–1236 гг.) [204] . Только И.У. Будовниц, опираясь на исследование языка, произведенное С.П. Обнорским, решался указать такие даты: «Слово» — конец XI — начало XII в.; «Моление» — XIV в., разведя оба произведения на целых два столетия [205] .
204
Зарубин Н.Н. Указ. соч., с. IX, прим. 3.
205
Будовниц И.У. Указ. соч., с. 217, 290. С.П. Обнорскому возражал М.О. Скрипиль в статье «Слово Даниила Заточника» (ТОДРЛ, т. XI, с. 74).
Различия в языке могут объясняться как местом происхождения авторов (если «Слово» и «Моление» писалось разными людьми), так и различием социальной среды (автор «Моления» — бывший холоп) и разной степенью книжной образованности.
Нам необходимо извлечь максимум сведений из той фактической основы (имена князей и география), которая содержится в обеих челобитных. До сих пор еще не предпринимались попытки детального сопоставления всех сведений и намеков в «Слове» и «Молении» с реальной летописной биографией адресатов Даниила (или Даниилов).
Начнем такое сопоставление с «Моления», чтобы точнее определить верхний хронологический рубеж нашего основного объекта исследования — «Слова». Мы вполне можем согласиться с теми исследователями, которые датируют «Моление Даниила Заточника» 1220-ми гг., временем после битвы на Калке [206] . Однако «Моление» содержит, на наш взгляд, некоторые дополнительные данные, помогающие уточнению даты.
Во-первых, надо считаться с тем, что автор «Моления», переделывая более раннее «Слово», вычеркнул из него Новгород и заменил его Переяславлем. Появление Переяславля, домена Ярослава Всеволодича, не может нас удивить, но исчезновение имени Новгорода из послания, адресованного тому князю, который половину своей жизни был с Новгородом связан, нас настораживает. Не является ли это указанием на то, что «Моление» писалось в такое время, когда Ярослав находился в ссоре с Господином Великим Новгородом, когда упоминание буйного города могло обидеть князя, когда его сфера ограничивалась одним Переяславским княжением?
206
Напр., Воронин Н.Н. Указ. соч., с. 84.
Внимательно рассмотрев все летописные данные о взаимоотношениях Ярослава с Новгородом [207] , видим, что за время от битвы на Калке в 1223 г. до вокняжения Ярослава в Киеве в 1236 г. только два года он не был связан с Новгородом: 1224 и 1229 гг.
В 1230–1235 гг. Ярослав княжил в Переяславле и выполнял княжеские военные функции по отношению к Новгородской республике.
В «Молении» Даниила содержатся два пункта, заставляющие нас предпочесть 1229 г. В «Молении» добавлены по сравнению со «Словом» рассуждения о монашеском лицемерии и лжи. «Мнози бо отшедше мира сего во иноческая и паки возвращаются на мирское житие, аки пес на своя блевотины… обидят села и домы славных мира сего, яко пси ласкосердии… Ангельский имея на себе образ, а блядной нрав; святительский имея на себе сан, а обычаем похабен» [208] . Автору этих решительных слов нужно было твердо знать, что его адресат не выдаст его епископскому суду, что князь Ярослав сочувствует этим резким нападкам на высшее духовенство, облеченное «святительским саном», но позволяющее себе обижать «села и домы славных мира сего». И автор это, очевидно, знал.
207
Для уточнения датировок использован труд: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 107.
208
Зарубин Н.Н. Указ. соч., с. 70.
7 сентября 1229 г. Ярослав Всеволодич устроил в Суздале суд над бывшим епископом ростовским Кириллом. «Бяшеть бо Кирил богат зело кунами и селы и всем товаром и книгами. И просто рещи так бе богат все, как ни един епископ быв в Суждальской области». По болезни он должен был оставить кафедру в Ростове и вернулся в Дмитровский монастырь в Суздале. «К тому же и еще приде на нь искушенье, акы на Исва: в един день, месяца семтября в 7 все богатьство отъяся от него некакою тяжею. Судившю Ярославу, тако ту сущю ему на сонме». Судья, разоривший епископа, впавшего в тяжкий недуг, был, конечно, благосклонным читателем резких обвинений духовенства. Произнося на суде обоснование своего решения «отъять все богатство» епископа-монаха, князь Ярослав должен был прибегать примерно к таким же выражениям, которые употребил и Даниил в своем «Молении», адресованном князю. Это позволяет делать хронологические сближения.
Вторым аргументом в пользу того, что «Моление» написано около 1229 г., является его замечательная концовка, приближающаяся по своей патетичности к «Слову о погибели земли Русской», но устремленная не в спокойное идеализированное прошлое, а в грозное, надвигающееся ближайшее будущее: «Воскресни, боже! Суди земли! Силу князю нашему укрепи, ленивые утверди (вариант: воздвигни князя, убуди бояр, умножи силу князю нашему…) Вложи ярость страшливым в сердце! Не дай же, господи, в полон земли нашей языком не знающим бога…» [209]
209
Зарубин Н.Н. Указ. соч., с. 73. Нельзя согласиться с М.Н. Тихомировым, что «…Слова об иноплеменных могли относиться и к другим врагам Руси — немецким рыцарям…» (Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР. М., 1962, с. 118). Рыцарей, принадлежавших к христианским монашеским орденам крестоносцев, объединившихся в процессе войны за «гроб господень», русский книжник XIII в. никак не мог назвать «языком, не знающим бога».
Непосредственно после битвы на Калке такой страстный призыв к немедленной готовности был бы необъясним, так как тогда войска Чингисхана были на обратном пути разбиты в Болгарах, ушли в глубины Азии и долгое время не давали повода говорить о них как о реальной угрозе русским землям. Не может быть принят и 1236 г., когда появились вести о разгроме Волжской Болгарии Батыем, так как в этом году Ярослав Всеволодич из Новгорода ушел на великое княжение в Киев и не мог быть назван князем переяславцев.
Только после смерти Чингисхана и Джучи Батый прикочевал к реке Яику и захватил степные пространства Нижней Волги и Северного Кавказа, готовясь к своему грандиозному походу в Европу. И именно в 1229 г., когда Ярослав княжил в Переяславле, на Руси стало известно о новых молниеносных завоеваниях Батыя, о возобновлении азиатской угрозы: «Того же лета [1229 г.] Саксини [жители дельты Волги] и Половци въбегоша из Низу к Болгаром перед татары. И сторожеве болгарьскыи прибегоша, бьенн от татар близь рекы, ей же имя Яик» [210] . Именно в этих условиях уместно было закончить свою челобитную обращением к богу об умножении княжеских войск, «пробуждении» недальновидных бояр, укреплении нетвердых сердец, чтобы не дать в полон земли нашей.
210
Летопись по Лаврентьевскому списку. Спб., 1897, с. 430.
Таким образом, суд над епископом в 1229 г. и получение вестей о наступлении татар в 1229 г., находящие соответствия в «Молении», облегчают наш выбор: из тех двух лет (1224 и 1229 гг.), когда Ярослав Всеволодич не княжил в Новгороде, мы должны предпочесть 1229 г. как дату, наиболее близкую к «Молению», адресованному переяславскому князю.
Установив дату составления «Моления» — около 1229 г., мы видим, что «Моление», адресованное Ярославу Всеволодичу, много моложе «Слова», адресат которого умер за два десятка лет до этого. Теперь мы можем приступить к окончательному размежеванию «Слова» и «Моления» по принципу авторства — один ли это человек или два разных лица? В пользу первого говорит единство имени: «Моление», как и «Слово», известно нам только с именем Даниила. Предложенная выше хронология не противоречит такому отождествлению — один и тот же человек мог написать две челобитных, разделенных тридцатилетним промежутком и адресованных: одна — дяде, а другая — племяннику. Однако собственное признание автора второй челобитной предостерегает нас от такого поспешного заключения: «Аще есмь не мудр, но в премудрых ризу облачихся, а смысленных сапоги носил есмь». Эту фразу о ризе премудрых, избавляющую его от упреков в плагиате, автор «Моления» повторяет еще раз там, где он иносказательно говорит о недостаточности своего образования в юности («Аще бо не мудр есми — поне мало мудрости сретох во вратех…»).