Из ложно понятых интересов службы
Шрифт:
— Бабки уже у подъездов сидят, мне лишние сплетни не нужны. А у нас, вообще, как в деревне. Завтра вся округа будет знать, с кем и на чем я приехала. — Лена сердито отвернулась, видно были в ее жизни неприятные прецеденты.
Я остановил машину и ожидающе посмотрел на пассажирку.
— Пока. — Лена грустно посмотрела на меня и потянулась к ручке двери.
— Подожди, какой пока? Мы еще встретимся?
— А ты хочешь?
— Я уже соскучился.
— Можешь за мной заехать вечером. К себе не приглашаю, у меня мама. — настроение
— Хорошо, я позвоню предварительно, около девяти. Этому надеюсь, мама не помешает?
— Звони, мой домашний телефон вот- Лена открыла классный журнал и ткнула пальчиком в нужную сточку: — запиши.
— Я запомнил.
— Нет, запиши. Если меня дома не будет, то позвони в школу, в учительскую. У меня завтра библиотечный день, на работу можно не ходить, но могут быть срочные задания, которые я должна буду закончить сегодня. Все пока, жду звонка. — прохладная кисть прощально скользнула по моей руке, щелкнул замок двери и тройная фигура, покачивая бедрами пошла по узкой, заснеженной тропинки в сторону серой пятиэтажки.
Квартира, указанная в качестве домашнего адреса господина Дулевича, встретила меня приглушенным звуком электрического звонка из-за, оббитой черным дерматином, двери, надписью «Марк-жид» и полным отсутствием реакции на мое посещение. Разведопрос, проведенный среди обитателей соседних квартир на тех лестничных площадках, позволил установить, что родители фигуранта, чтоб они были здоровы, три месяца назад свалили на Землю обетованную, оставив любимому чаду в полное распоряжение двухкомнатную квартиру.
Марк Дулевич же остался на Родине. Несмотря на отсутствие родительского пригляда, во все тяжкие не пустился, по-прежнему каждый день ходил на работу, здоровался с соседями, в пьяном виде не болтался, молодых женщин водил в меру и не мешал гражданам ночью спать громкими или ритмичными звуками.
Огорченный отсутствием более точных и полных сведений, я выкатился из прокуренного подъезда и двинулся в соседний двор, где, согласно записи в школьный документ, жил второй приятель Соколова, носивший простую русскую фамилию — Захаров.
Дверь мне открыла молодая растрепанная женщина, одетая в несвежий халатик, и с грудным ребенком на руках.
— Здравствуйте. А Сергей дома? — вежливо поприветствовал я хозяйку.
— Нет его, как будто вы не знаете! — девушка смотрела на меня как-то неприветливо.
— И чего я не знаю? — осторожно спросил я даму.
— Вы с пароходства?
Я подумал пару секунд, и из двух лживых ответов выбрал более дорогой.
— Нет, я не из пароходства. Я хотел Сергею долг отдать.
Младенец на руках девушки громко срыгнул воздух, а в глазах ее мамы, как на экране игрового автомата, замелькали цифры выигрышных комбинаций.
— Можете мне отдать! — женская рука потянулась в сторону моего внутреннего кармана, где билось мое сердце и лежал бумажник.
— А вы кто?
— Я его
— Я вам верю. — я сделал шаг назад и выставил ладони в защитном жесте: — Я у Сереги двадцать рублей занял, с процентами двадцать пять получилось.
Мельтешение выигрышных вишенок и земляничек в глазах девушки погасла, сумма долга была не ахти, особенно по нынешним временам.
— Вы проценты правильно посчитали? — с затаенной надеждой спросила молодая мать.
— Правильно. — строго сказал я: — Кстати, где Серега и что у вас с ним случилось?
— Да где Серега! — со злостью сказала женщина и прижала к себе задремавшего ребенка: — Уплыл на своем буксире на Севера, а потом прислал открытку, мол не скучай, Люська, у нас авария, будем зимовать в Лабытнанге, дизель до льда перебрать не успеваем. Открытку прислал, а денег прислал только сто пятьдесят рублей. И что я с этими копейками делать буду? Хорошо, мама помогает. Говорила она мне…
Прекрасно понимая, что говорила умная мама Люсе, я распрощался, отдав бедной женщине злополучные двадцать пять рублей, и вышел на улицу. День катился к обеду. Я выехал из зоны сплошной многоэтажной застройки, нашел местный гастроном, где у тетки с двумя большими термосами купил два больших, еще горячих беляша. Беляши были сильно перчеными, очевидно, что так работники столовой скрывали признаки мяса второй свежести, поэтому Демону я купил три пирожка с ливером.
Доев золотистые, одуряюще вкусные беляши, я тщательно протер руки относительно чистым снегом и покатил в сторону выезда из Города, через поля, по заснеженной проселочной дороге, держась рядом с линией железной дороги, идущей в сторону поселка Гидростроителей.
Тетя Руслана, Арина, с подозрительным студентом-юристом Алексеем, жили в новом, многоэтажном доме возле Вокзала. Сегодня у Алеши занятий в институте не было и он, как хороший сын, встречал свою строгую маму возле остановки, после чего, приняв у нее сумки с продуктами, образцовая, но неполная семья, весело обсуждая новости, двигалась в сторону дома. Парню и женщине оставалось дойти до родного подъезда полста метров, они вошли в, слабо освещенную единственной лампочкой, соединяющую в одно целое три крыла девятиэтажного дома, когда за спиной раздалось суровое «Эй!».
Тетя Арина и Алеша обернулись — метрах в десяти от них, в проходе, что выходил к тыльной стороне дома, стояла огромная мужская фигура, одетая во все темное. Особенно страшно выглядели глаза человека, блестящие из дырок, вырезанных в шерстяной маске, закрывающей лицо. Не успела тетя Арина осознать всю открывшуюся перед ней к страшную картину, как что-то хлопнуло пару раз, на конце руки человека, вытянувшейся в сторону ее единственного сына, расцвел огонь, наверху, на высоте второго этаже, с громких хлопком, лопнула лампочка накаливания на шестьдесят ватт, и арка погрузилась в темноту.