Из первых рук
Шрифт:
—Так ты же дала Хиксону семнадцать.
—Совершенно верно, — сказала Сара, немного откидывая голову, чтобы посмотреть, не стану ли я от этого красивее.
—Тебе все равно, что ни подписать, — сказал я. — У тебя всегда какой-нибудь козырь в запасе.
—Совершенно верно, — сказала Сара. Она меня и не слушала. Как обычно, шла к цели своим путем. — Нет, Галли, я прямо опомниться не могу. Вот уж нежданно-негаданно. Я так рада тебя видеть! Такого молодого и веселого.
Коукер складывала бумагу.
—Благодарю
Я встал. Я видел, что Коукер уже завелась. Она выглядела, как деревянная фигура на носу севшего на мель корабля.
—Это я-то молодой! — сказал я. — Ах ты, старый горшок с патокой! Прекрасно знаешь, что мне можно дать сто лет, когда я без зубов, — почти столько же, сколько тебе. — И я снова ущипнул ее изо всей силы.
Сара громко взвизгнула и бегом кинулась к двери, крича:
—Дикки, Дикки, гадкий мальчишка! — Трудно было сказать, кому предназначается ее крик — мне или Дикки. Возможно, обоим. Старая Кенгуру всегда умела работать на два фронта.
—Ну и ну, — сказала Коукер. — А только вы меня не удивили, мистер Джимсон. Я довольно перевидала на своем веку грязных старикашек, и некоторые из них вели себя не умнее.
—Брось, Коуки, — сказал, я, — я просто сказал «здрасте» старой знакомой. Госпожа моего сердца — ты.
—Очень вам благодарна. Я сама себе госпожа, и никому больше. — И она вышла из комнаты. Но дверью не хлопнула. В парадном платье Коукер ведет себя респектабельно.
С шумом влетела Сара, подталкивая перед собой небольшого мальчонку. Тщедушный, костлявый, с голубым лицом и рыжими волосами. Торчащие коленки и ни грамма мяса на костях. Выпялил на нас глаза и молча сосал что-то заложенное за левую щеку. Он не шел — просто прислонился спиной к Саре, сдвинул ноги, и она толкала его вперед, как совок для мусора.
— Это Дикки, — сказала Сара. — Ах ты, гадкий мальчик! Где ты пропадал... с таким-то кашлем? Поздоровайся с джентльменом. Это мистер Джимсон. Настоящий художник из Академии художеств.
—Из Академии? — сказал я. — С каких пор? Может быть, я и умер, но пока еще не могу согласиться с этим.
—Ну, ты был не хуже их, Галли, в свое время. Ты и сам знаешь. Фу, Дикки, как ты себя ведешь? Ты ведь никогда раньше не видел настоящего художника, правда? Мистер Джимсон рисует настоящие картины, большие, масляной краской. Ну же, Дикки, поздоровайся с джентльменом.
Дикки высунул язык. Самый кончик. Видно было, он еще не решил, что делать. Застигнут врасплох.
—Ах, Дикки, — сказала Сара.
—Отстань от мальчонки, Сэлли. Что он тебе сделал? До свиданья, и пореже прикладывайся к пиву. Не то лопнешь.
—Ах, Боже мой, — сказала Сара, — но ты будешь плохо о нем думать, а он бывает таким хорошим мальчиком, когда постарается. Скажи джентльмену «до свиданья», Дикки, золотко. Ну, ради мамы. А я, может, найду мятный леденец.
Дикки побольше высунул язык. Но он все еще был в нерешительности. Я дернул его за ухо.
—Молодец, сынок, — сказал я. — Ты правильно придумал. Почему ты меня не укусишь? С чужими только так и поступают.
—Ах, Галли, замолчи, — сказала Сара.
—Пусть мама говорит что хочет, а ты кусай чужих и кидайся в них тяжелыми вещами. Заставь уважать себя.
—Не слушай джентльмена, Дикки, — сказала Сара, чуть не плача. — Он просто шутит. Как не стыдно, Галли, говорить такие вещи ребенку? Ну, беги играть и возьми себе кусочек сахару. — И она выставила его из комнаты. — Как можно, Галли?
Я чмокнул ее в щеку и сказал:
—Какая, нежная котлетка.
И она взяла меня за руку, вконец расчувствовавшись.
—Ах, Галли, надеюсь, она хорошо заботится о тебе?
—Она? Она вообще не заботится обо мне. Я сам себе хозяин; Сэл. Наконец-то. Да, я кое-чему научился.
—Что, совсем один?
—Дом холостяка — его крепость... с колючей проволокой и пулеметами.
—А где она находится, эта крепость? Вдруг кто-нибудь из твоих старых друзей захочет узнать.
— Нигде, — сказал я, — а то вдруг кто-нибудь из моих старых друзей захочет узнать.
Ну и убирайся, — сердито сказала Сара. — Очень мне нужно о тебе беспокоиться. После всего, что я от тебя натерпелась. — И она вышла и принялась звать мальчонку: — Дикки, Дикки, что ты там делаешь с сахарницей?
В эту минуту Коукер сунула в дверь голову и сказала:
—Вы идете? Или я ухожу.
Я снял с каминной полочки мою серебряную рамку, сунул ее в карман и вышел.
Глава 10
Отдать вашу картину кузнецу! сказала Коукер. — Милое дело; она, верно, стоит все десять тысяч фунтов, — Коукер думает, что всякая хорошая картина должна стоить не меньше десяти тысяч. — Могу поспорить, что другую стянула она сама, Типичная воровка. Хоть клеймо ставь.
—Верно, — сказал я, — и места для этого предостаточно.
—Ну чего вы смеетесь? Люди подумают, что вы под мухой,— сказала Коукер.— Придите в себя. Ну же!
И правда, я был немного взбудоражен. Успел забыть, что такое Сара. Настоящая Сара. Старый гейзер, единственный в своем роде. И она ударила мне в голову. Чуть-чуть.
—У нее вид уличной девки, — сказала Коукер.
А хоть бы и так, подумал я, она всегда готова посмеяться шутке и чисто-начисто моет полы.
Но к душе благой услады скверне нет пути.