Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью
Шрифт:
— А видать, недавно сюда перебрались, — хехекнул пулеметчик. — Вот и улеглись на часок-другой. Дурни.
— На наше счастье. А если бы не спали…
Один из группы, бывший штрафник, не раз ходивший за «языком», покусывая травинку, сказал:
— Нервно ты воюешь, командир. Бьешь, как телка обухом. Это ж человек. Тут надо аккуратно. Сонному и ребра можно пощупать. Сунул под третье ребро — и не охнет…
Кузеванов посмотрел на разведчика и отвернулся. Не хотелось обсуждать тему, от которой все еще мутило. Видимо, разведчик заметил его состояние и, на свой манер, развлекался, чтобы тоже немного собрать в кулак нервы.
В это время туман перед раструбом немецкого пулемета на мгновение разошелся, и они снова отчетливо увидели в узком разрыве полоску дымящейся воды, проплывающие торцы спаренных бревен, мокрые плечи и каски бойцов, оружие и ящики на мостках.
— Москвин, Фаткуллин, вы остаетесь здесь, на острове. Задача: поддержать нас огнем, если немцы обнаружат переправу. Бейте по пулеметам. Мы вам оставляем лодку. Перетащите сюда. Когда начнется стрельба, будет не до нее.
— А что потом? Ну, когда вы там высадитесь? Что нам делать?
— Оставайтесь здесь. Ротный приказал. А там видно будет. Трофей оставляем тоже вам. Перенесите его туда, на ту сторону. Патронов достаточно. Вон сколько понатащили. Харчи, я думаю, у вас тут тоже найдутся. — И лейтенант Кузеванов кивнул на немцев. — Прикопайте их где-нибудь. Днем станет жарко, запахнут.
Нелюбин загребал одной рукой, другой держась за скобу, прочно сидевшую в бревне. Хороший ему достался плот, удобное бревно. И скобу вбили удачно — на внутренней стороне, так что за нее можно было держаться и грести бесшумно, при этом особенно не высовываясь наружу. Сапоги он, как и большинство бойцов, кому уже приходилось форсировать большие реки, снял. Прикрученные проволокой к гранатному ящику, они маячили перед глазами, всякий раз напоминая Кондратию Герасимовичу, что они рядом, он только временно разут, а там, поближе к берегу, можно будет и обуться. Время от времени он вытягивал голову и, сдвинув набок каску, прислушивался. Но слышал только тихие всхлипы воды, бьющейся о бока бревен, да гул собственной крови в висках. Что там, на острове, он не знал. Но тишина, которая напряженной кровью отдавалась в висках, его обнадеживала. Может, никого там не оказалось, на том острове. Хотя он, Нелюбин, обороняйся его рота, обязательно бы выслал вперед охранение с пулеметом. Полковник Колчин сказал, что, возможно, они заняли еще не весь берег. Может, и так. Но посты с пулеметами и патрули наверняка уже расставлены везде. А что нужно, чтобы перебить их, плывущих сейчас к неведомому берегу без всякого прикрытия и мало-мальской защиты? Да один пулемет и нужен. Один пулемет, да при хороших пулеметчиках… Ох ты ж, ектыть! Нелюбин едва не выругался вслух. В какое-то мгновение он стал замечать, что туман над головой, над продвигающимися вперед плотами, над покрытыми матовой росой касками его Седьмой стрелковой роты стал светлеть. Это могло означать только одно: там, позади, с родного берега вставало солнце, а значит, спасительный туман, надежней любой маскировки скрывавший их продвижение к вражескому берегу, вот-вот начнет рассеиваться. Солнце — первый враг тумана. И правда, спустя несколько минут впереди стало развиднять, и оттуда высоченной горбатой громадой неожиданно выступил берег. Он услышал, как зашептались солдаты, тоже пораженные видением, вздымавшейся над простором реки гигантской, почти отвесной стеной.
— Господи, Господи… — услышал он шепот старшего сержанта Численко, плывшего за соседним плотиком. — …Даруемая нам тобою… и в прославление крепкаго твоего заступления, да подаст он стране нашей, боголюбивому воинству ея и всем православным христианам на супостаты одоление, и да укрепит державу нашу…
Молись, молись, Иван, думал Нелюбин, лихорадочно оглядывая все выше и выше вздымающийся берег, только громко не шепчи, а то услышат, окаянные.
И тут, словно и вправду Святой Георгий, которому обращал торопливую молитву помкомвзвода Иван Численко, укрыл их небесным плащом, чтобы скрыть от глаз неприятеля. Надвинулась новая волна тумана, да такого густого, что плывшие по Днепру солдаты почувствовали его кожей лица. Однако минуту спустя, вначале выше по течению Днепра, а потом и по всему берегу, застучали пулеметы. Проснулись, окаянные. Нелюбин окинул взглядом торчавшие из воды головы и мокрые бревна плотов. Ну, теперь подавай Бог сил поскорее добраться до берега.
До песчаной косы оставалось каких-то двадцать-тридцать метров, когда над головой пронеслась трасса разноцветных пуль и веером ушла правее, рассыпаясь, как брызги на солнце. Как и рассчитал Нелюбин, немцы опасались вести огонь в сторону острова. Значит, охранение там все же выставлено. Но остров молчал. Часть плотов первого взвода снесло левее. И именно они первыми попали под огонь дежурных пулеметов. Немцы стреляли вслепую. Закричали первые раненые, зашлепала вода. И тотчас сверху ударили три или четыре пулемета. А вслед за ними разорвалась серия мин. С острова ударил МГ. Ну, теперь конец, подумал Нелюбин, но, заметив, что трассы с острова уходят вверх, в сторону немецких пулеметов, мгновенно сообразил, что это начал действовать Кузеванов. Только где они раздобыли скорострельный трофей? И, уже не таясь и чувствуя пальцами ног гальку твердого дна, Нелюбин закричал:
— Ребятушки! На берег! Разом! Налегли-и-и! — Он сразу забыл все уставные команды и, понимая, что бойцам, копошащимся в тумане среди высоких фонтанов, поднимаемых взрывами, и пулеметных трасс, достаточно ободряющего крика, что берег рядом, в нескольких шагах. Он перекинул через голову сапоги — где там, ектыть, их обувать, некогда, — взвалил на плечо ящик с гранатами; в свободной руке держа ППШ, поливал берег огнем и жестоко матерился. — Вперед, ребяты! Наша берет!
— Быстрей! Быстрей! В мертвую зону! — кричал кто-то из взводных.
Да нет, не самым проворным оказался Кондратий Герасимович, правее его уже устраивался прямо на песчаной косе старший сержант Веденеев со своим ДШК. И через минуту две коротких, пристрелочных, и длинная, верная очередь крупнокалиберного пулемета резанули гребень горы как раз в том месте, где трепетало пламя на дульном срезе скорострельного МГ. Немец замолчал.
— Молодец, Веденеев! Уходи под обрыв! Всем — под обрыв!
Бойцы выскакивали из воды, хватали ящики, оружие и раненых и бежали к круче. Только несколько плотиков, потерявших гребцов, медленно сносило течением. Вокруг продолжали подпрыгивать высокие фонтанчики. Похоже, прозевав высадку, немцы вымещали злобу на беспомощных целях, добивая раненых и рубя тела убитых, лежавших поперек бревен.
Основные силы роты собрались под обрывом. Третий взвод, с которым шел замполит Первушин, высадился правее и успел укрыться в овраге, заросшем лозами и кустарником. Это спасло не только группу Первушина, но и всю роту. Овраг оказался в их руках. Не бог весть какая позиция. Но все же — позиция. Есть где укрыться. Есть где сосредоточиться и организовать оборону.
Выше стрельба достигла такой интенсивности, что, казалось, там форсировал реку полк, и теперь немцы всеми силами, с привлечением артиллерии и минометов, пытаются сбросить его обратно в реку. Быть может, именно это обстоятельство и отвлекло в какой-то момент немцев от горстки бойцов старшего лейтенанта Нелюбина, которая под прикрытием тумана и пулемета, длинными прицельными очередями бившего с острова, успела выскочить из воды, покинув плотики, и укрыться в мертвом пространстве.
— Уходим в овраг! Передать по цепи — в овраг! — скомандовал Нелюбин.
— Живее, ребята! Живее! Сейчас опомнятся, закидают гранатами!
— Занимай овраг! Глубже продвигаться!
И тотчас несколько длинных «толкушек» шлепнулись на песчаной косе. Раздались взрывы. Прижавшихся к обрыву обдало камешками и мокрым песком. Вскрикнули раненые.
Вскоре рота сосредоточилась в овраге. Немцы постреляли еще немного, бросили несколько десятков мин, которые разорвались чуть дальше косы, в устье оврага, в болотине, и замолчали.
А правее, и уже вроде как вверху, шел бой.
Удивительным оказалось то, что ни берег, ни овраг не были заминированы. Немцы просто не успели это сделать. Так что прав оказался комполка, выдвинув Седьмую вперед и приказав ей с ходу форсировать реку.
День прошел относительно спокойно.
К вечеру прекратился бой и возле города. То ли сбили наших назад, в Днепр, то ли они все же закрепились, и немцы взяли паузу, чтобы перегруппироваться. Понять пока ничего толком было нельзя.