Из современной английской новеллы
Шрифт:
Я поднялась по лестнице и постучалась в комнату Рейчелсов.
— У вас засорился сток из ванной? — спросила я, когда мистер Рейчелс — и, конечно, не в ночных туфлях, на которые им были даны деньги, — появился в дверях. Я добавила, что не возражаю против того, чтобы они пользовались моей ванной, но была бы им очень обязана, если бы они всякий раз не оставляли после себя воду и убирали полотенца. Мистер Рейчелс поглядел на меня как на сумасшедшую. Он кликнул жену, и мы втроем спустились вниз в мою ванную комнату. Оба очень решительно заявили, что никто из них ванны не принимал.
Я плохо спала в ту ночь, а спустившись вниз на следующее утро, обнаружила, что стол в кухне накрыт на четверых. Стол был застелен скатертью, чего я обычно не находила нужным делать, а на маленькой железной печке кипел чайник. Большой
— Спасибо, что накрыли на стол, — сказала я миссис Рейчелс, когда часом позже она вошла в кухню.
Она покачала головой. И принялась уверять, что и не думала накрывать на стол, но тут же замолчала. Я видела по ее лицу, что они с мужем накануне вечером обсуждали случай с ванной. Теперь же ей не терпелось обсудить с ним накрытый к завтраку стол. Я улыбнулась ей.
— Странная штука произошла на днях у нас тут ночью, — сказала я. — Меня разбудила музыка — Виктор Сильвестер исполнял мелодию под названием "В поисках Генри Ли".
— "Генри Ли"? — повторила миссис Рейчелс. Она стояла у раковины и обернулась ко мне. Ее обычно румяное, как яблочко, лицо побелело.
— Это старая песенка пятидесятых годов.
И только тут, говоря это, я вдруг поняла, что происходит у нас в доме. Конечно, я ничего не сказала миссис Рейчелс и сразу же пожалела, что вообще говорила ей что-либо. Я была испугана, обнаружив беспорядок в ванной, и, естественно, это должно было испугать и Рейчелсов. А мне не следовало их пугать, так как бояться, разумеется, было нечего. Ни Джордж, ни Элис, ни Изабел не могли причинить вреда никому, если только смерть не преобразила их совершенно. Но даже в этом случае я ведь все равно не смогла бы ничего объяснить Рейчелсам.
— Должно быть, я просто стала очень рассеянна, — сказала я. — Говорят, это случается с людьми, когда они долго живут в одиночестве. — И я рассмеялась, давая понять, что в этом нет ничего необычного и меня это нисколько не тревожит и не пугает.
— Так вы хотите сказать, что накрыли на стол сами? — спросила миссис Рейчелс. — И сами принимали ванну?
— Да, и не выключила как следует приемник, — сказала я. — Забавно, как такое если уж случается, то непременно не меньше трех раз — одно за другим. И как ни смешно, но объяснение всегда самое простое. — И я снова рассмеялась, и миссис Рейчелс не оставалось ничего другого, как рассмеяться тоже.
После этого все стало так хорошо — совсем как когда-то в доме 17 на Лорелай-авеню. Я накупила конфет "Черная магия" и молочного шоколада в батончиках и других лакомств, которые мы все любили. Я часто обнаруживала в ванной воду и смятые полотенца на полу и время от времени, спустившись утром в кухню, находила там накрытый для завтрака стол. Вечером одиннадцатого марта на лестнице в холле промелькнула фигурка Джорджа, а три дня спустя я заметила в саду Изабел и Элис.
А пятнадцатого марта Рейчелсы уехали. Я ни словом не обмолвилась им о том, что кто-то опять пользовался ванной и в кухне опять был накрыт к завтраку стол, или о том, что я просто своими глазами видела детей. Я все время была весела и всякий раз улыбалась Рейчелсам при встречах. Я поговорила с миссис Рейчелс о том, что "Брассо" [24] уже не так чистит, как прежде, а у ее мужа спрашивала, какую почву предпочитает он для луковичных растений.
24
Жидкость для чистки металлических изделий.
— Мы не можем оставаться здесь больше ни минуты, — сказала миссис Рейчелс, остановив меня в холле, и лицо у нее было при этом белое и напряженное. И тут же, к немалому моему изумлению, они принялись
— Этот дом не годится для жилья, — сказал мистер Рейчелс.
— Да что за чепуха, — попыталась я было возразить, но они покачали головой.
— Здесь дети, — сказала миссис Рейчелс. — Трое детей снуют здесь повсюду.
— Норовят подойти прямо к тебе, — сказал мистер Рейчелс. — А другой раз и смеются тебе в лицо.
Их трясло обоих. Они были так напуганы, что, казалось, могут умереть от страха. Сердце не выдержит, и они, не сходя с места, упадут на пол, и все. Но этого не произошло. Взяв свои три чемодана, они вышли из парадной двери на подъездную аллею и зашагали к автобусной остановке. Больше я их не видела.
Думается мне, что и Вас, мистер Моклер, привидения должны пугать: таков, по-видимому, их обычный способ общения с людьми. Я хочу сказать — плохо быть такой, как я: радоваться тому, что я стала теперь не одинока в этом доме, чувствовать себя счастливой. Полагается вести себя, как Рейчелсы, — терять рассудок от страха. Мне кажется, я поняла это, когда смотрела Рейчелсам вслед: мне кажется, я поняла, что Джордж, и Изабел, и Элис уйдут вместе с ними, что я была для них только чем-то вроде посредника между ними и этими людьми и по-настоящему они забавлялись лишь тогда, когда пугали Рейчелсов. Мне хотелось броситься за Рейчелсами вдогонку, но я знала, что это ни к чему.
Без Рейчелсов и без моих сестер и брата мне сделалось очень страшно одной в этом большом доме. И тогда я перебралась в кухню: перетащила туда телевизор и все растения в горшках из гостиной и поставила там раскладушку, чтобы спать на ней. Там и застал меня мой муж, возвратись из Германии, — спящую на раскладушке. Я его просто не узнала — так он изменился. Он орал на меня, не давал мне сказать ни слова. По всему дому расставлены чайные чашки, кричал он, и разложены кусочки хлеба, и печенье, и пирожные, и шоколад. И какие-то записочки в конвертах, и на обоях во всех комнатах что-то нацарапано моей рукой. И пылища повсюду. И где, хотел бы он знать, Рейчелсы?
Он стоял передо мной с парусиновой сумкой в руке, самолетной сумкой с надписью "Люфтганза". Помнится, мне бросилось в глаза, что он растолстел по меньшей мере килограммов на шесть и сделал себе более короткую стрижку.
— Послушай, — сказала я, — позволь мне объяснить тебе. — И я попыталась рассказать ему, как я рассказываю Вам, мистер Моклер, о Джордже, и Изабел и Элис, и о доме 17 на Лорелай-авеню, и о том, как мы все каждое воскресенье после обеда ходили гулять в Ричмонд-парк и брали с собой нашу собаку, и как в сочельник мама всегда приглашала к нам гостей. Я рассказала ему про цветные стекла, и про младенца Моисея в тростниках, и про то, как мы играли в прятки и в "монополию" и как я и папа всегда выбирали вместе старый башмак. Я рассказала ему про тот день, когда случилось несчастье, про то, как у грузовика внезапно лопнула шина, и его занесло по дороге, и он перевернулся прямо на них. Я поставила чайные чашки, сказала я, и положила печенье и пирожные и маленькие записочки на случай, если дети вернутся — не потому, что они будут что-то есть или читать, а просто как знак. Они сами первые подали мне знаки, объяснила я: Джордж среди ночи включил мой приемник, а Изабел принимала ванну, а Элис накрывала стол к завтраку. Но потом они ушли, потому что им интереснее было изводить Рейчелсов, чем утешать меня. Тут я принялась плакать и объяснять мужу, как мне было одиноко без них, какой покинутой чувствовала я себя после того несчастья, какая тишина была вокруг. Я не могла совладать с собой: слезы все лились и лились у меня из глаз, и казалось, они никогда не иссякнут. Я чувствовала боль во всем теле, голова у меня разламывалась, и тошнота подступала к горлу. Мне хотелось умереть — одиночество было слишком непереносимо. Ничего нет страшнее одиночества, всхлипывая, твердила я, лицо мое стало холодным и мокрым от слез. Люди ведь только тени, когда ты одинок и тишина обволакивает тебя, как саван, пыталась я втолковать мужу. Порой вы никак не можете разорвать на себе этот саван, не можете войти в соприкосновение с тенями, потому что тени плохо поддаются общению, а когда вы начинаете делать такие попытки, это пугает всех, кто за вами наблюдает. Но когда дети пришли сюда, чтобы постращать Рейчелсов, мне было так хорошо, шепотом призналась я. Тут мой муж сказал, что я сумасшедшая.