Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Шрифт:
В высшей степени обрадованный Прим поклонился Изабелле, а потом королю, который церемонно сел около своей супруги.
Подле них разместились направо и налево королева-мать, герцог Рианцарес, княжна Аронта, маршал Серрано и затем все остальные гости по достоинству.
Испытывая сильное волнение, Изабелла взглянула на герцога де ла Торре, в надежде увидеть на нем букет из белых и розовых роз, потому что все доны прикололи себе брошенные им букеты, как трофеи праздника любви.
Франциско сидел за столом недалеко от королевы подле донны, которую судьба посадила около него, и разговаривал с ней с холодной и вынужденной
Олоцага случайно поймал букет из розовых и белых роз, не зная, кто его бросил и кому он был предназначен. Только когда ушла королева, он нашел возможность прочесть находившуюся между цветами записку, которая гласила так:
«Воротитесь ко мне, иначе я погибну».
Олоцага тотчас же догадался, что слова эти должны заключать в себе глубокую и роковую тайну, но на записке не было ни подписи, ни имени.
ОТШЕЛЬНИК
На западе от Мадрида, за широкой пустынной равниной, простирается большой и густой буковый лес. Перед ним стоит возвышение с кельей святого Исидора, которую духовенство превратило в прекрасную часовню. Святой Исидор сделался с тех пор покровителем Мадрида, и вода, находящаяся в колодце его часовни, имела свойство примирять поссорившихся друзей и любовников.
За этой часовней, к которой приходят очень часто поклоняться, находился густой и дикий лес, в который редко заглядывал человек. Через него не было дорог, а только кое-где виднелись узкие тропинки.
В самой чаще этого леса, в десяти милях от Мадрида, находилась котловина, в которой стояла одинокая хижина. На путешественника, стоящего на высоте и смотрящего в котловину, хижина эта, покрытая тростником, производит странное впечатление. Всякий спрашивает себя, как может существовать человеческое жилище в таком уединении и какой человек обрек себя на житье в такой глуши.
Эта романтическая хижина была построена между четырьмя деревьями, составлявшими своими грубо обтесанными стволами ее боковые столбы, и представляла, таким образом, истинное произведение дикой страны.
Хижину окружало большое пространство, разделенное на грядки и обсаженное разными растениями. Кругом царила тишина и какой-то мир, исполненный блаженства, которого ничто не может нарушить.
Во внутрь хижины вела дверь без задвижки и без замка. Ее большая комната была разделена на две части перегородкой из грубо обтесанных деревьев, сделанной, как видно, гораздо позже наружных стен.
В левой комнате стоял стол из древесного ствола и грубо обтесанных досок; несколько скамеек было расставлено вдоль задней стены. Налево от входа находился камин, сложенный из камней, в котором было сделано отверстие в стене для выхода дыма. Направо же от входа стояло большое распятие, вырезанное из дерева, и которое, как видно, стоило большого труда тому, кто его делал. Перед этим распятием стояла чаша со святой водой, а рядом с ним была высокая постель из мха и листьев. На выдающейся от стены балке висело старое одеяло, а на другой такой же балке были подвешены сушеная рыба, дикие плоды, каштаны и
В другой комнате было две постели также из моха и листьев, над которыми висела маленькая лампа. На одной из этих постелей лежала скорчившаяся фигура, покрытая теплым одеялом, из-под которого была видна только голова с закрытыми глазами. Это мертвенно-бледное лицо с седыми волосами, упавшими на лоб, наводило невольный ужас.
По огороду, засаженному тыквой, капустой и разной другой зеленью, шла стройная нежная девушка. Великолепные черные волосы обрамляли ее прелестное лицо, сиявшее добротой и тихой грустью. Когда она поднимала свои дивные глаза, они сияли как звезды. Это была Энрика. Она ходила за водой к далекому ключу и теперь возвращалась к хижине, в которой она нашла себе приют вместе со старухой Марией Непардо. Она тихонько вошла в комнату, чтобы не разбудить одноглазую старуху. Нагнувшись к ней, она стала прислушиваться к ее дыханию.
В то же время к двери хижины подходил старик. Его высокую, худощавую фигуру покрывала широкая темная одежда, которую носят монахи. Руки его были сложены на груди, а на ногах не было ни сапог, ни сандалий. Лицо старика, покрытое глубокими морщинами, которые происходили не от старости, смотрело смиренно вниз. Редкие волосы окружали его лицо наподобие венца, спускаясь длинными прядями и почти сливаясь с седой бородой, волнами падающей на грудь. Высокий, выдающийся лоб и благородно очерченный нос придавали наружности старца строгую важность.
Старый, сгорбленный Мартинец, кающийся отшельник дремучего леса, носил на своих плечах невидимый страшный гнет. Он переносил самые горькие лишения и усердно молился в продолжение более половины своей жизни. Но несмотря на все старания, он теперь так же мучился, как и в то время, когда он бежал в эту глухомань, чтобы, отказавшись от мира и всего, что составляет счастье и радость человека, в уединении, без жены и детей, без любви и дружбы, влачить свою тягостную жизнь.
Руки Мартинеца были омочены в крови, потому-то он, когда молился Богу, никогда не осмеливался простирать их к небу.
В его хижине были только самые необходимые вещи и то все его изделия. Лесничие большого королевского леса не беспокоили его, с уважением относясь к его жилищу. Если они случайно встречались с суровым Мартинецем, то всегда с почтением подходили под его благословение. Кроме этих надсмотрщиков, почти никто никогда не заглядывал в эту глушь, так что отшельник нашел, наконец, желанную тишину.
Много лет провел он в своем уединении, и никто не нарушал его одиночества. Волосы его поредели, борода поседела, но душа все еще была полна печали и муки.
Однажды ночью, когда бушевала непогода, сверкала молния и с шумом и треском расщепляла деревья, а буря чуть не разрушила хижину отшельника, старик Мартинец бросился на колени перед распятием.
— Господи Иисусе и Пресвятая Дева, — простонал он, содрогаясь при мысли о страшном суде, — грех, совершенный мной, еще не искуплен, дозволь мне еще приносить Тебе молитвы и даруй мне случай совершить доброе дело, дабы избегнуть мучения грядущей жизни!
Усердно молился старый Мартинец. Молния пощадила окружающие его деревья, буря улеглась. Дня через три неожиданно явились перед хижиной отшельника две чужие женщины, с испуганными лицами и в изорванных одеждах. С мольбой протянули они к нему руки.