Изабелла Католичка. Образец для христианского мира?
Шрифт:
Изабелла и король Арагона были в равной степени заинтересованы в том, чтобы найти общий язык. Предварительные переговоры, очевидно, начались в сентябре
1468 года, как только Изабелла стала признанной наследницей кастильского трона. Закончились они в январе
1469 года. 7 марта 1469 года полномочные представители Изабеллы встретились в Сервере с Фердинандом, за несколько недель до этого получившим титул короля Сицилии, который уступил ему отец. Обе стороны подписали брачный контракт, основные статьи которого мы привели чуть выше. Одно время документ этот держали в тайне ради Изабеллы, желая спасти ее от возможных репрессий со стороны ее сводного брата, короля Энрике IV. В середине мая 1469 года Изабелла покинула Оканью под предлогом встречи в Аревало со своей матерью; она осталась в Вальядолиде под защитой могущественного сеньора, адмирала Фадриго Энрикеса Кастильского, который приходился её будущему супругу дедом по материнской линии. 8 сентября она сообщила королю о принятом ею решении, понимая, что тем самым она порвала с ним. Помимо этого она попросила своего жениха «приблизиться» к Кастилии, чтобы бракосочетание состоялось как можно скорее. Действительно, времени было мало: требовалось застать противников врасплох, прежде чем они успеют отреагировать. Король Арагона колебался, не желая отпускать от себя единственного сына, но в конце концов пошел на риск. Фердинанд покинул Сарагосу 5 октября, сделав при этом обманный ход: он двинулся на восток и лишь потом отправился в сторону Вальядолида, переменив платье и взяв с собой только шестерых товарищей, переодетых торговцами. В пути он выдавал себя за конюшего этой компании и, убедительности ради, заботился об их лошадях. 7 октября «торговцы» оказались на территории дружественной державы, в Бурго-де-Осма, — лишь тогда Фердинанд вернул себе свой царственный облик. 9 октября, уже в сопровождении надежного эскорта, он прибыл в Дуэньяс, находившийся неподалеку от Вальядолида. Наконец, 19 октября архиепископ Толедский Каррильо соединил руки Фердинанда и Изабеллы. Молодожены
Двойная монархия
Прежде чем Изабелла и Фердинанд будут признаны королями Кастилии, им предстояло справиться с внутренней и внешней оппозицией, стремящейся оспорить их права. Весной 1475 года началась длительная гражданская война; положение усложнило португальское вторжение, поскольку Португалия приняла сторону соперницы Изабеллы, принцессы Хуаны. Однако в сентябре 1479 года все препятствия остались позади: мятежники молили о пощаде, а Португалия подписала мирный договор. Несколькими месяцами ранее, в январе того же года, Фердинанд унаследовал после смерти своего отца арагонскую корону. Однако не стоит думать, что с этого момента началась эпоха национального единства Испании — нет, то было время установления двойной монархии. Отныне Кастилией и Арагоном правили одни государи, но в политическом устройстве этих королевств ничего не изменилось: вплоть до конца XVII века обе короны сохраняли свои независимость, институты, экономику, денежные единицы, таможни, языки... Иностранцу могло показаться, что двойная монархия — это своего рода политическое единство, что отразилось в мгновенно укоренившейся привычке называть это «единство» Испанией, а его правителей — королями Испании. Однако Фердинанд и Изабелла, как и пришедшие им на смену Габсбурги, продолжали величать себя королями Кастилии, Арагона, Валенсии, графами Барселоны и т. д., но не королями Испании, что было предложено в 1479 году. Действительно, хронист Пульгар упоминает о проблеме, занимавшей умы Королевского совета в тот момент, когда Фердинанд стал королем Арагона: не должны ли Фердинанд и Изабелла отныне носить титул королей Испании, поскольку в их власти оказалась наибольшая часть полуострова? В конце концов было решено ничего не менять. Однако обсуждение это достойно тем, что привлекло внимание к основополагающему вопросу. В конце XV века под «Испанией» подразумевалось лишь географическое пространство — все его обитатели назывались испанцами, будь то португалец, каталонец или кастилец. Именно это имел в виду поэт Камоэнс в XVI веке, проводя черту между кастильцами и португальцами, ибо «все мы — испанцы» [16] . В самом деле, все они были наследниками вестготской Испании, «потерянной» со времен вторжения мавров, но «жаждущей освобождения». Приняв титул королей Испании в январе 1479 года, в то время как война за наследство еще не завершилась, Фердинанд и Изабелла действовали бы на свой страх и риск: они могли задеть чувства Португалии и еще больше усложнить задачу, заключавшуюся в восстановлении единства Иберийского полуострова.
16
Теоретик и философ Мигель Сервет в своих двух первых произведениях, написанных в ту пору, когда их автору не было и двадцати лет (De trinitatis erroribus(Haguenau, 1531) и Dialogorum de Trinitate libri duo(Haguenau, 1532)), называет себя арагонским испанцем: Per Michaelem Servetum alias Reves, ab Aragonia hispanum.Тот же Сервет во время процесса в Женеве, на котором он был приговорен к смерти, представлялся «Miguel Servet, de Villanueva [de Sijena], en el reino Aragdn, en Espafia» (Angel Alcaic, введение к «Obras completas» Мигеля Сервета, t. I, Saragosse, Larumbe, 2003, p. XXV).
Решение вопроса, оставленного в 1479 году, будет пересмотрено лишь в XVIII веке династией Бурбонов. Теперь же земли, оказавшиеся во власти католических королей, были организованы в соответствии с трехступенчатой системой: нижний уровень — совокупность королевств и сеньорий (reinos у senorios);ряд королевств и сеньорий образуют корону; совокупность нескольких корон — монархия. Так, кастильская корона включала в себя древние королевства Кастилию, Леон, Толедо и т. д., плюс провинции басков; в 1492 году в состав короны вошел эмират Гранада, а еще через несколько лет в нее вошли Канарские острова, Индии и королевство Наварра. Арагонскую корону образовали королевства Арагон, Валенсия и каталонские графства — плюс Балеарские острова и королевство Сицилия, ставшее ее частью в 1460 году; в начале XVI века в состав арагонской короны вошло Неаполитанское королевство. Именно так на свет появилось государство, почти не имеющее аналогов в Европе: политическое образование, объединяющее народы, обладавшие различными языками, самобытными традициями и своей национальной историей. При этом каждый из них сохранял административную автономию и даже собственную экономику (как и собственные таможни [17] ), в то время как правящая династия оставила в своем ведении лишь военные и дипломатические дела. Повсеместное распространение получил принцип, сформулированный в XVII веке юрисконсультом Хуаном де Солорсано Перейрой: каждая из территорий, входящих в состав монархии, должна быть управляема так, как если бы король, правящий всеми, управлял только ею.
17
В течение всего габсбургского периода между Кастилией и Арагоном были размещены таможенные посты.
Авторитарная монархия
Чтобы прийти к власти, Изабелла — сначала одна, затем с помощью мужа — использовала с выгодой для себя политические разногласия, которые расшатывали королевство; однако с самого начала она знала, что будет делать, когда взойдет на трон: восстановит престиж и авторитет короны, помешает тому, чтобы какой-либо один клан мог навязать свою волю государю. Одни её сторонники поддерживали эти устремления, другие — нет: они даже не принимали юную девушку всерьез. После победы они намеревались подчинить её своему влиянию и править за нее; они слишком поздно поняли свою ошибку, когда увидели, что королева решительно настроена положить конец ослаблению королевской власти.
В числе этих обманутых видное место занимает архиепископ Толедский Каррильо. Он был одним из самых энергичных творцов победы Изабеллы; именно он был одним из тех, кто в 1468 году добился, чтобы её объявили наследницей престола. Он предоставил в распоряжение принцессы своих воинов, чтобы обезопасить её от посягательств со стороны короля Энрике IV. Благосклонно относясь к сближению с Арагоном, он с одобрением встретил помолвку Изабеллы с Фердинандом и лично обвенчал принца с принцессой в октябре 1469 году; по этому случаю он без особых угрызений совести сфабриковал папскую буллу, которая разрешала им вступить в брак, невзирая на кровное родство. Каррильо поступил так вовсе не потому, что верил в особые достоинства и добродетели Изабеллы. Это был в первую очередь феодал, нежели служитель Церкви: как и другие представители своей касты, он хотел ослабить королевскую власть во имя собственных амбиций. Для него, как и для остальной знати, Изабелла была орудием: если он и старался возвести её на престол, то лишь потому, что думал, будто эта неопытная девушка будет настолько признательна ему за поддержку, что оставит реальную власть в его руках. Обещали ли что-нибудь будущие государи архиепископу во время своей свадьбы в 1469 году? Давали ли они ему гарантии того, что не предпримут ничего без его совета и станут действовать только вместе с ним, «как если бы составляли одно тело и одну душу»? По крайней мере так дают понять недоброжелательно настроенные хронисты. Но даже если предположить, такое соглашение действительно имело место — а это было вовсе не в обычае у будущих короля и королевы — маловероятно, чтобы Фердинанд и Изабелла собирались его соблюдать. В любом случае очень скоро — год спустя после свадьбы, — в тот самый момент, когда политические перспективы молодых принца и принцессы стали довольно туманными, Карри-льо, убеждавший их пойти на некоторые уступки, чтобы сохранить шансы на корону и добиться присоединения новых сторонников, натолкнулся на высокомерный отказ. Фердинанд очень надменно обошелся с прелатом, который выводил его из себя тем, что постоянно напоминал о своем политическом опыте: «Когда я стану королем, — в конце концов не сдержался он, — архиепископ Толедский не будет править за меня». Если Изабелла сумела повести себя более дипломатично, она придерживалась тех же настроений. Задетый Каррильо задумался, не ошибся ли он в своих расчетах. И хотя королю Хуану II Арагонскому удалось успокоить разгневанного архиепископа, прежней искренности как не бывало. В 1474 году Каррильо, обманувшись в своих надеждах, казалось, оставил лагерь Изабеллы. Он, правда, подтвердил сеговийскую прокламацию и вновь занял место в окружении новых государей; вместе с кардиналом Мендосой он разработал формулировку, которая, гарантируя исключительные права Изабеллы на престол, позволяла Фердинанду царствовать в Кастилии. Но первые шаги королевской четы его разочаровали. Изабелла совершенно не была расположена
Каррильо — самый яркий представитель из тех феодалов, кто остался в дураках после того, как они помогли возвести на трон правительницу, твердо решившую управлять единолично. Изабелла желала власти. Добившись ее, она не стала делить ее ни с кем, кроме супруга. И еще: власть она разделила лишь после того, как позаботилась, чтобы её права были соблюдены досконально. Духовенство, знать и города должны были смириться с этим. Режим, установившийся в 1474 году, нельзя назвать абсолютной монархией: он не затронул промежуточные органы управления (советы, кортесы, муниципалитеты), но отвел им второстепенную роль, запретив им вмешиваться в политику. Это — монархия авторитарная.
На пути к единой Испании
В последней трети XV века началась подготовка к политической унификации Иберийского полуострова. Вехами этого пути можно назвать браки между кастильскими и португальскими правителями [18] ; пожинать плоды такой политики довелось Филиппу II в 1580 году. Прелюдией же этого процесса стала уния Кастилии и Арагона, предусмотренная будущими королями во время их бракосочетания в 1469 году и реализованная в 1479 году. Предшествующие соображения не должны затмить основного факта: монархия католических королей — это еще не национальное единство Испании, но уже нечто большее, чем личная уния, оставлявшая полную (или частичную) независимость территориям, оказавшимся в их власти. Карл В. Обрен, изучавший сборник поэм Эрверея Дезэссара (компиляция, которую можно датировать 1463 годом), нашел в нем стихи на кастильском наречии, написанные авторами из всех регионов Испании. Он обнаружил в них различные мотивы, как арагонские, так и кастильские, которые в свою очередь имели галисийско-португальские корни. Этот факт позволил ему сделать вывод о том, что данное поколение поэтов «характеризуется прежде всего общностью мотивов, что само по себе является предзнаменованием духовного и территориального единства Испании». Действительно, с середины XV века культура на всем полуострове становится общей [19] .
18
В 1490 году католические короли выдали свою старшую дочь Изабеллу за наследника португальского трона. Поскольку тот чуть позже скончался, в 1497 году Изабелла стала супругой Мануэля I Счастливого. Ребенок, рожденный в этом союзе, принц Мигель, тотчас же был провозглашен наследником престолов Португалии, Кастилии и Арагона; к несчастью, в 1500 году принц скоропостижно скончался.
19
Charles V Aubrun, Le Chansonnier espagnol d'Herberay des Essarts,Bordeaux, Feret et fils, 1951.
Кастильцы, баски, арагонцы, каталонцы и жители Валенсии не только чувствовали себя испанцами, но и испытывали гордость при мысли о своей принадлежности к данному политическому образованию. Это чувство зародилось еще до появления на свет нашего династического союза и заявило о себе уже в 1469 году. Узнав, что принцесса Изабелла собирается выйти замуж за принца Фердинанда, дети Кастилии, по словам хронистов, не могли скрыть своей радости, тогда как сам брак этих правителей лег в основу песенных и игровых сюжетов: «Цветы Арагона прибыли в Кастилию. И дети водружали маленькие знамена и, притворяясь, будто скачут на лошадях, гарцевали на тростниковых палках, крича: „Да здравствует Арагон, да здравствует Арагон!"» [20] Даже если мы оставим в стороне пропаганду — а мы знаем, что в окружении Изабеллы ею не брезговали, — нам может показаться, что бракосочетание юных правителей, препятствия на пути к их браку (Фердинанд пошел на риск, чтобы добраться до Изабеллы в Кастилии) и его романтическая сторона (жених и невеста никогда ранее не виделись [21] ) помогли будущим королям стать популярными и подготовили умы к тому крепкому согласию, которое должно было возникнуть между народами. Еще до того, как союз корон стал действительным (2 февраля 1475 года), циркуляр Изабеллы уже рекомендовал служащим кастильского королевства обходиться с арагонскими подданными так, как если бы они были кастильцами. Скоро, поясняла королева, два народа станут единым целым: «следовательно, суть справедливо и правомерно то, что поданным арагонского короля будут помогать и покровительствовать, как подданным Кастилии, что их будут рассматривать и учитывать так, как если бы они были кастильцами». Из этого примера видно, сколь неверно считать кастильцев и арагонцев чуждыми друг другу. Чтобы поощрить и укрепить союз, политическая воля правителей опиралась на спонтанную реакцию народов.
20
«Flores de Aragdn, dentro en Castilla son. E los ninos tomaban pendencitos chiquitos у cavalleros en canas, gineteando, dezfan: Pend6n de Aragdn, penddn de Aragdn» (Andres Bernaldez).
21
Фердинанд прибыл в Дуэньяс, неподалеку от Вальядолида, 9 октября. Пять дней спустя, в полночь 14 октября, он познакомился со своей невестой. Когда он вошел во дворец Виверо, где его ожидали, один из его советников, сделав поклон в сторону Изабеллы, указал ему нареченную со словами: «Вот она» («Ese es»). Брак состоялся 19 октября.
Превосходство Кастилии
Арагон и Кастилия, эти две составляющие монархии, не были равны — первое место занимала Кастилия. Чтобы объяснить, чем это вызвано, нелепо говорить о кастильском экспансионизме. Достаточно просто взглянуть на карту: под Кастилией находятся две трети территории двойной монархии. Неравенство этих королевств подчеркивают и демографические данные: в 1500 году в Кастилии насчитывалось около шести миллионов жителей, в то время как на территории арагонской короны проживало чуть менее миллиона. Подобную ситуацию сложно представить сегодня, поскольку мы привыкли к обратной картине. Действительно, с XVIII века такие периферийные области, как кантабрийское побережье с Астурией и Бильбао, средиземноморские порты (Барселона, Валенсия, Аликанте) и атлантические порты (Севилья, Кадис), становятся средоточием экономической деятельности на полуострове, в то время как центральные его области (в частности, обе Кастилии) приходят в упадок или влачат жалкое существование. В XV и XVI веках все было иначе: регионы, находившиеся в самом сердце Испании, между Бургосом и Толедо, были тогда более населены и развивались более динамично, будучи связаны с портовыми зонами Кантабрии и Андалусии. Для того чтобы стать одним из наиболее ярких очагов торговли, Севилье не требовалось открытия Америки. Сегодня в это трудно поверить, но в конце Средних веков и в начале Нового времени (приблизительно между 1425 и 1575 годами) у Кастилии не было причин завидовать самым развитым в те времена странам. Мы отсылаем читателя к работам Иларио Касадо Алонсо, опровергнувшего большинство общепринятых идей [22] .
22
Hilario Casado Alonso, El comercio internacional burgales en los siglos XV у XVI,в Adas del V Centenario del Consulado de Burgos,I, Burgos, 1994, p. 177-247; Comercio, Credito у Fi-nanzas publicas en Castilla en la ёроса de los Reyes Catdlicosв Antonio M. Bernal (Ed.), Dinero, moneda у credito en la monarquia hispdnica,Madrid, Marcial Pons, 2002.
Создание в 1494 году консульства в Бургосе свидетельствует о расцвете, пришедшемся на первые годы XV века. Торговцев из Бургоса можно было встретить повсюду, особенно в Северной Европе (Брюгге, Руан, Нант) и в Италии (Флоренция). Эти торговцы вовсю пользовались новыми приемами: они создавали торговые компании, вели бухгалтерию, использовали векселя и страхование... Основной статьей экспорта являлась шерсть — и не только она. Вспомним о той колоссальной коммерческой империи, которую построили Бернуи. В XVI веке они доминировали на рынке пастели. Центральная их резиденция находилась в Тулузе (Жан де Бернуй), тогда как представители этой компании обосновались в Антверпене, Лондоне, Руане, Нанте, Бордо, Толедо, Сеговии, Куэнке... Это «наиболее развитое торговое общество наивысочайшей сложности, которое ничем не уступало своим итальянским и немецким коллегам». Компания контролировала все процессы, от сбора урожая до розничной продажи. Бернуи ввели новейшие методы эксплуатации, реализации сбыта и финансирования. Тулузенская ветвь Бернуев взяла на себя контроль над продукцией, а бургалезская ветвь занималась торговлей на полуострове, не говоря о том, что оба предприятия вели продажу в других областях Европы. Помимо пастели Бернуи продавали и другие товары: кастильские и иноземные ткани, медь, зерно, перец, железо, шелк, бархат, мясо и т. д. Они спекулировали и вкладывали средства в земельную недвижимость, частную сельскую собственность и юридические учреждения. Они ссужали деньги монархам и частным лицам. Они получали доход с рент, выплачиваемых государственной казной и продавали её векселя. Они взимали налоги, продавали буллы, работали страховщиками, выступали посредниками в делах морского страхования... «Благодаря используемым приемам, структуре капитала и объемам торговли кастильские коммерческие предприятия XV и XVI веков оказались в ряду передовых компаний своего времени», — заключает Иларио Касадо.