Избави нас от зла
Шрифт:
— Сказано Фаустом? — почти не сомневаясь в ответе, спросил Роберт и зажмурился.
— Фауст, — Миледи бросила взгляд на Лайтборна, — не настоящее его имя.
— Кто же он? — прошептал Роберт. — Как его звали?
Плечи Миледи немного поникли, но сразу же выпрямились.
— Какое-то иностранное, совершенно непроизносимое имя, — сказала она, медленно сузив глаза. — Нам он был известен как Тадеуш.
— И кем же он был, этот Тадеуш?
— Когда-то он был священником; еще до того, как задался целью стать вампиром. Когда мы познакомились с ним, он был почитателем Первого во Зле и упражнялся в колдовском искусстве.
Лайтборн презрительно рассмеялся.
— И это говорит лишь о том, что он оставался все
Роберт посмотрел на него полным удивления взглядом.
— Но… о чем вы говорите? Разве для всех пьющих кровь не обязательно упражняться в колдовстве?
— Почему вы так в этом уверены?
— Ваше могущество… Я видел силу вашей власти…
Лайтборн округлил глаза и принялся сверлить его взглядом.
— По-вашему, власть над людьми не может не казаться колдовской суеверному псу или одурманенной религией обезьяне?
— Значит, по-вашему… — Роберт отчаянно замотал головой. — Я не понимаю. Вы хотите сказать, что в вашей власти нет ничего магического?
— Не больше, чем в моем зрении, осязании или обонянии.
— Откуда же тогда она берется?
— Из чрева Вселенной, которая гораздо щедрее и непостижимее, чем мы в состоянии понять.
— Но Фауст, этот Тадеуш… Его колдовство увенчалось успехом. Он вызвал дьявола.
— Или заявил, что это был дьявол.
— Но если не дьявол, то что это было?
Лайтборн пожал плечами.
— Чтобы спросить об этом, мы и отправились в Париж.
— Почему в Париж? Там живет кто-то, способный ответить на этот вопрос?
Лайтборн посмотрел на Миледи, потом сказал:
— Да, женщина, которая сделала нас такими существами, какие мы есть теперь.
Роберт переводил взгляд с одного на другого. Их глаза, казалось, стали внезапно неимоверно яркими. У него росла уверенность, что именно эта яркость заставила Годолфина снова жалобно заскулить. У него самого возникло сомнение, не броситься ли ниц на пол, чтобы не видеть лиц этих опасных и странных существ. И все же в какой-то момент он позабыл, что они демоны, и заставил себя поверить, что вскоре сможет стать таким же, как они.
— Кто она такая, — спросил он, растягивая слова, — эта женщина, устроившая ваше превращение?
На лице Лайтборна появилась улыбка, и он отвернулся, явно не желая отвечать.
— Она нам известна, — в конце концов пробормотал он с неохотой, — как маркиза де Мовизьер.
— И?.. — Роберт облизнул губы. — Поговорив с ней, что вы узнали?
Лайтборн выглянул в окно, потом снова улыбнулся.
— Вы скоро выясните это сами.
— Каким образом? — спросил Роберт, пытаясь подняться на ноги. — Куда мы едем?
Лайтборн вскинул брови.
— В Мортлейк, — прошептал он и снова выглянул в окно.
Карета замедлила ход. Роберт тоже наклонился к окну. Всюду было темно. Он вытянул шею и увидел далеко позади усеянный пятнами света темный силуэт Лондона, бесформенной кучей громоздившийся под светом звезд и полной луны. Карета остановилась, и Роберт выбрался из нее. Он ощутил под ногами болотистую почву. Мальчик понял, что стоит на берегу Темзы, и огляделся. Его привезли на открытую сельскую местность, ландшафт которой оживляла только громада полуразрушенного здания на противоположном берегу реки. Белые кирпичи стен выглядели в бледном лунном свете костями, а окна казались провалами глазниц в этих костяных стенах. Только в башне здания светилось единственное окно.
Лайтборн повел их к поджидавшей лодке.
— Прошу, — сказал он, жестом указывая на нее, — нетерпение мадам Маркизы может дойти до предела.
— Она ждет нас?
— Нет, — ответил Лайтборн.
Он помог Миледи занять место в лодке, потом снова посмотрел на Роберта со злобной ухмылкой и добавил:
— Она ждет вас.
Он щелкнул пальцами. Годолфин, севший на весла, мгновенно принялся грести. Роберт молча лежал на спине. Где-то внутри его нарастало ощущение ужаса, такого ужаса, какого он еще не испытывал с того момента, когда согласился стать Робертом Ловеласом. Он сжал рукоятку сабли, попытался вспомнить свое отражение в зеркале, потрогал пряди своих длинных волос. Но с каждым всплеском весел неприятное ощущение нарастало. Тем не менее, когда лодка причалила к берегу и он ступил на землю, не осталось ничего другого, как идти к дому.
К его удивлению, Миледи тоже разнервничалась, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и слегка расширенные ноздри ее красивого носа.
— Каким запустением веет от всего этого, — пробормотала она, подняв взгляд на возвышавшийся перед ними дом.
Лайтборн пристально посмотрел ей в лицо.
— Нет сомнения, что достаточно скоро мы увидим дом полностью восстановленным, — успокоил он Миледи.
Он дал Годолфину команду протаптывать тропу среди сорняков, но, прежде чем пойти за ним следом, обернулся и добавил:
— В конце концов, миновало почти семьдесят лет.
Миледи тяжело вздохнула и закуталась в плащ, а затем взяла Роберта за руку. Несмотря на усилия Годолфина, приближаться к дому пришлось по сплошным зарослям. Продираясь сквозь ежевичные кусты, Роберт все отчетливее видел, насколько обветшал и сам дом, и его покосившаяся крыша. Однако входная дверь выглядела новой, а когда Лайтборн толчком открыл ее, Роберт смутно разглядел контуры кое-какой обстановки и превратившуюся в лохмотья обивку стен. Он поднял взгляд на Миледи. Она ответила ему сдержанной улыбкой, взяла за руку и повела внутрь дома. Состояние помещений сразу же напомнило ему усадьбу Уолвертонов. Здесь стоял тот же сильный запах помета животных и земли, влажные стены так же поросли древесным грибком. Он последовал за Лайтборном через холл и услыхал хруст змеиной кожи под ногами. Оглядывая помещения, Роберт подумал, не в худшем ли они состоянии, чем те, которые обследовали они с Эмили. И все же, как ни сдавливало ему грудь от лицезрения этого запустения, он понимал, что было и различие. Тогда, в имении Уолвертонов, ощущение запустения, казалось, возникало из самой атмосферы дома и разрасталось подобно какому-то монстру. Теперь же плачевное состояние комнат, по которым они шли, он воспринимал только как естественное состояние давно не приводившегося в порядок здания. Впереди появились пятна лунного света, и Роберт посмотрел вверх. Остатки крыши и плющ образовали единую решетку, причудливый узор которой был украшен пронизывающими ее лучами серебра. Такая решетка, подумал он, может быть только на клетке, в которую поймано само время.
Его затрясло, но он взял себя в руки и стал подниматься по ступеням винтовой лестницы следом за Лайтборном. Ступени были порядочно истерты и, казалось, уходили в вечность. Роберт догадался, что их путь лежит на самый верх башни. Когда лестница наконец кончилась, он обнаружил, что попал в небольшую комнату с низким потолком, поддерживаемым балками. В комнате горел камин, на стенах играли отсветы оранжевого пламени. Он огляделся. Всюду были книги, они стояли на полках, лежали в ящиках, кучами валялись на полу. Книги были разбросаны по подушкам, лежали на пледах, однако комната, как ни странно, показалась ему почти уютной. Он прошел вперед и увидел на низких дубовых столиках сказочные инструменты: глобусы, астролябии и устройство, которого он никогда не видел, но предположил, что это телескоп. Мальчик подошел к нему. Он слышал о существовании телескопа от мистера Уэбба, но даже в самых смелых мечтах не мог вообразить себе, что когда-нибудь сможет в него посмотреть. Склонившись возле прибора, он приставил к окуляру глаз. Его взору предстал шар невообразимой яркости, обрамленный темно-синими глубинами ночи. Он задохнулся от одной мысли, что ему, смертному, довелось стать свидетелем такого зрелища, увидеть красоту Небес так близко.