Избранная и беглец
Шрифт:
— Изменилась, да. Но это пока что не совсем то.
— Она сожгла тех, кто на нее напал, — невольно поделился Оллин. — Это следствие вмешательства Поддержки?
Виран резко обернулся, смерил Оллина пристальным взглядом, а потом довольно потер ладони.
— Ну-с, значит, я не ошибся. Слышите? «Сердце галактики» включил тормозные двигатели. Скоро будет посадка, поспешите к себе, господин Делайн.
И правда, по полу пошла мелкая вибрация, а где-то вдалеке нарастал гул.
— Когда с вами можно будет еще поговорить? —
— А нам больше не о чем говорить, господин Делайн, — сухо отозвался Виран. — О Поддержке не принято болтать, о ней принято молчать. Но вы выросли в изоляции, и потому вам простительно. Поторопитесь, вам придется еще пообщаться с прессой Рамелии при высадке. Они ж еще те стервятники, уже слетелись к столичному космопорту посмотреть на чудом спасшегося Артемиса.
И снова почесал кончик носа. В темных глазах плавало что-то неясное, тихая задумчивость вперемешку с надеждой.
Оллину принесли одежду. Точнее — Лилиан принесла. Пока «Сердце галактики» стоял закрытым на посадочной платформе, она успела облачиться в нечто бирюзовое, коротенькое и весьма легкомысленное. Полупрозрачная ткань казалась невесомой, так и подмывало подойти и потрогать эту паутинку, подпоясанную тонким ремешком с блестящими камешками.
Лилиан вручила ему целую охапку одежды — брюки, пиджак, сорочку, комплект белья и поверх всего — коробку с туфлями, от которых приятно пахло новой кожей.
— Сам справишься? Или помочь? — предложила она и сладко улыбнулась. — Ты, если что, не стесняйся. Папа сказал, что ты уже разжился воспоминаниями Артемиса. Как понимаешь, мы с тобой, хм, не совсем чужие друг другу.
Вспоминания Артемиса Делайна всплыли, как пузырь зловонного газа из глубины болот. И Оллин увидел Лилиан: руки привязаны к изголовью кровати, бледные бедра бесстыдно раздвинуты, и на коже багровеют вспухшие следы от ударов плетью.
Оллин моргнул, и видение исчезло.
— Это вы с Артемисом были не совсем чужие, — холодно ответил он. — Не забывай, что я — все же не он.
Лилиан рассмеялась.
— И ты не забывай, что вы все же близнецы. Кто знает, что там у тебя внутри… глубоко… — Внезапно ее голос изменился, стал низким и чуточку хриплым. На щеках появился слабый румянец.
— Тебе нравилось то, что он с тобой делал?
Она вздрогнула, как от пощечины, окатила Оллина гневным взглядом, но затем быстро взяла себя в руки.
— Ты понимаешь, что задавать такие вопросы по меньшей мере неприлично? — хмурясь, спросила Лилиан. — Но даже если и нравилось, кто меня осудит? Ты? Да ты и сам себя не знаешь.
Резко развернулась, так что черные волосы блестящей волной плеснулись, и ушла. Оллин вздохнул. Что это было сейчас? Зачем? Лилиан, похоже, только что намекнула, что очень даже не прочь продолжить их знакомство. Да ларх, она вообще только и делает, что намекает. Мало ей Артемиса…
Впрочем, мотивы Лилиан были вполне
И в то же время Оллин испытывал нечто вроде брезгливой жалости к этой яркой змее. То, что вытворял с ней Артемис Делайн, казалось совершенно отвратительным и неприемлемым. А она терпела. И даже делала вид, что ей нравится. А может, и в самом деле нравилось? Но как такое возможно? А если нравилось, то как относиться к человеку, которому нравится такое паскудство?
А воспоминания накатывали душными грязными волнами. Старенький слуга, которого Артемис избил до полусмерти. Безобразные скандалы с отцом. Кутежи в ресторанах. Да много чего. По большому счету потерянная жизнь, потраченная на пустые удовольствия по собственной воле. Сам Оллин тоже впустую провел все свои двадцать восемь лет, но утешался тем, что ему не дали выбирать.
И, понимая все это, видя саму суть убитого Артемиса, он начинал чувствовать себя грязным, несчастным и как будто таким же пустым. Пустоту можно заполнить, лишь сделав что-то хорошее, дав кому-то шанс на жизнь и счастье. Или все не так и делать что-то хорошее нужно только для себя, потому что все предпринятые для кого-то усилия никогда не будут оценены? На этот вопрос, увы, ответа не было.
Хотелось бы поделиться воспоминаниями о чужой жизни с Айрис, но… никогда и ни за что Оллин не будет рассказывать ей о тех мерзостях, что плесенью осели в его мыслях.
— Зато рано или поздно я смогу разобраться, что такого сделали с Айрис, — бормотал он, пытаясь успокоить самого себя и убедить в том, что выбор все же был сделан правильно.
Он застегнул сорочку, приятно пахнущую лесной терпкой свежестью, потом облачился в строгий костюм-двойку из тонкой шерсти (господину Делайну пристало носить только натуральные ткани).
В этот момент кто-то тихонько постучал в дверь.
Снова Лилиан? Да что ж она никак не успокоится?
Едкое раздражение накрыло столь внезапно, что Оллин едва удержался, чтобы не расколотить сенсорную панель.
— Что еще? — рыкнул в открывшуюся щель и отшатнулся.
На пороге стояла Айрис. В строгом летном комбинезоне под горло. Светлые волосы заплетены в две тяжелые косы, лежащие на груди, и возникает ощущение, что это вовсе не волосы, а лучики лунного света, переплетенные, яркие, ласкающие взгляд.
— Оллин, — нерешительно начала она, — я не хотела… прости, что побеспокоила.
Он молча цапнул ее за предплечье, втащил в каюту и закрыл дверь.
— Что… — выдохнула она, но не сопротивлялась, когда он просто сгреб ее в охапку и прижал к себе.
На миг ему показалось, что сейчас ее свет, подобно потоку воды, вымоет из него всю грязь, которая осела на донышке памяти, и снова все будет как раньше, когда были просто Оллин и просто Айрис в полотняной рубашке, ночной лес и никого больше.