Избранная морского принца
Шрифт:
Она свернулась калачиком на боку, и Алестар снова укрыл ее покрывалом.
— Прости, — сказал он очень тихо и виновато. — Я не могу дать ничего, что тебе нужно. Ни сухой постели, ни одежды, ни привычной еды. Тебе очень плохо у нас, да?
— Мне… трудно, — помолчав, призналась Джиад. — Но трудно — это не плохо. Я хочу на сушу, но… Жизнь не всегда следует нашим желаниям. Сейчас мое место здесь, я сама так решила.
Принц опять прилег на ложе за ее спиной, не прикасаясь, но Джиад чувствовала его присутствие, и впервые оно не раздражало.
—
Нерешительное любопытство в голосе Алестара было даже забавным, и Джиад неожиданно для самой себя ответила: все равно же не отстанет.
— У обычных женщин бывают, хоть и не такие. У меня — нет.
— Нет?! Почему?
Говорить о том, что давно ныло, как плохо зажившая рана, было больно, но сегодня и боль казалась очистительной. Нельзя же вечно врать самой себе.
— Я страж, ваше высочество. Женская плоть слаба. Раз в луну человеческие женщины истекают кровью, страдают от болей, нездоровья и перемен настроения. Для стража это недопустимо. А еще женщины могут понести дитя. Этого нам тоже нельзя.
— Нельзя иметь детей?
В голосе Алестара слышалось что-то близкое к ужасу и отвращению, так что Джиад зло усмехнулась: вот, пусть знает.
— А вы как думаете? — горько спросила она. — Может быть стражем та, кто думает о ребенке, а не о служении? Или боится забеременеть. Или…
Она осеклась, чтобы не напомнить, что от насилия тоже появляются дети.
— Но как же… Хорошо, пусть ваш бог это запрещает. Но если вдруг случится?
— Не случится. Раз в год нам под кожу вшивают крошечный талисман. Это очень просто, любой целитель справится, даже не в храме. И даже сама жрица, если нужно. И все. Ни истечения крови каждую луну, ни нежеланного зачатия.
— А если… желанного? — очень тихо спросил Алестар.
Джиад хотела сказать хоть что-нибудь, но в горле, как тогда от слов Миалары, встал ком. Сглотнув тугую вязкую горечь, она прошептала:
— Я страж. Моя цена — мой вес серебром, а потом и золотом. На эти деньги воспитываются десятки и сотни детей, которые иначе умерли бы от голода и болезней. Или были убиты. А так любая нерадивая или нищая женщина может не губить нежеланного ребенка, а принести в храм и знать, что о нем позаботятся, что он будет жить в любви и обретет новый дом. Храм — мой дом и семья. Его дети — мои дети. Пусть мое чрево останется пустым, но я буду жить в них…
— Все равно… не понимаю… — в голосе Алестара слышалось отчаяние. — Как можно погубить ребенка? Как дети могут быть нежеланными? У нас их так мало! Рождение каждого — праздник. Если малыш останется без родителей, любая семья сочтет за счастье взять его. Не понимаю… Ох, Джи… прости! Это ты… из-за того, что Миалара сказала? Ради Троих, забудь! Она просто дура!
Он порывисто придвинулся, сжал ее в объятиях, и Джиад позволила. Все сегодня было странным и неправильным, так что она просто
— Джи… — проговорил ей в самое ухо Алестар. — А если… Если ты все-таки найдешь… кого-то? И захочешь своих детей. Тоже нельзя?
— У меня долг перед храмом, — вздохнула Джиад. — Не то чтобы нельзя… Но с каждым годом талисман потихоньку убивает способность к зачатию. Раньше, когда его не придумали, многие жрицы умирали родами. Малкавис мудр и справедлив, он выбирает в жрицы тех девочек, которые меньше способны к материнству. Так что все правильно. Но я бы попробовала. Только долг. Если я вернусь в храм, и кто-то купит мое служение, придется ехать. Меня ведь тоже воспитали на деньги, которые заплатили за кого-то из старших.
— Так… А долг велик?
— Да уж немал, — почти весело усмехнулась Джиад, глотая остатки горечи. — Сами вспомните… Мой вес серебром — сейчас, золотом — когда исполнится двадцать семь. А потом до сорока лет немалое содержание, из которого я половину отправляю в храм.
— Насколько немалое? — допытывался принц с настойчивостью Жи, лезущего за копытом.
— Сто золотых каждый год.
— Так…
Алестар ненадолго затих, а через несколько минут неразборчивого шепота радостно выдал:
— Я посчитал! Джи, я высчитал… Правда, в наших монетах, но какая разница? Джи… Я знаю, что надо делать!
— И что же? — устало спросила Джиад, поворачиваясь к нему и жалея, что не отправила это болтливое несчастье спать куда-нибудь в другие покои. Можно даже вместе с Жи.
— Заплатить этот долг, — с восхитительной невозмутимостью заявил принц. — Я помню, что ты отказалась от награды, но это — другое. Я не хочу, чтобы ты была привязана к службе. Только не ты.
— Заплатить…
Джиад не верила своим ушам. Что он думает? Что это так… просто? И зачем ему это? И…
Она набрала воздуха, чтобы высказать все, что думает о такой глупой мысли, но воздух вдруг кончился. То есть нет, кончилась злость. И желание спорить. И вообще все, кроме простого осознания, что неподъемная цена ее свободы — не так уж много для короля, который предлагал купить Арубе новый храм. Про то, что когда-то она ждала подобного предложения от Торвальда, Джиад не сказала бы и под страхом смерти.
— Ваш… отец не согласится, — непослушными губами проговорила она. — И я не могу…
— Еще как можешь. И отец будет только рад. За жизнь наследника никакая цена невелика, — с бесконечной уверенностью сказал Алестар. — Джиад, не упрямься. Я никогда не смогу изменить прошлого, но будущее — могу. Если кто-то и создан для счастья — так это ты. Захочешь — останешься в своем храме, но по доброй воле, понимаешь. И если… — он замолчал, но продолжил с явным усилием, — если ты кого-то встретишь… кто сделает тебя счастливой… ты сможешь уйти с ним. Лучше уж тебе будет хорошо без меня, чем плохо со мной. Любые деньги — это очень мало за такое…