Избранная проза
Шрифт:
Итак, Иван Васильевич шел по Тверскому бульвару, поглядывая с удивлением на яркие наряды московских щеголих, на фантастические ливреи их небритых лакеев и напевая про себя «Nel furor delia tempesta», арию чудесную из беллиниевской оперы «Il Pirata». «Господи боже мой, — думал он, — как жаль, что так мало здесь движения и жизни… Nel furor!.. То ли дело — Париж… delia tempesta. Ах, Париж! Париж! Где твои гризетки, твои театры и балы Мюзара?.. Nel furor. Как вспомнишь: Лаблаш, Гризи, Фанни Эльслер, а здесь только что спрашивают, какой у тебя чин.
В эту минуту загляделся он на странную громаду в белой фуражке, в гороховых занавесках около ног, которая катилась к нему навстречу. Красный улыбающийся лик показался ему знакомым. «Ба! да это Василий Иванович, — подумал он, — сосед наш по казанской деревне. Деревня у него Мордасы. Триста душ! Хороший хозяин. Боится жены. На именинных обедах бывает навеселе и поет тогда русские песни, а иногда и приплясывает. Он, верно, видел батюшку».
— Здравствуйте, Василий Иванович, — учтиво сказал, кивая головой, молодой человек.
Василий Иванович остановился и с недоверчивостью на него поглядел.
— Ба-ба-ба! — заревел он наконец громовым голосом. — Ба-ба-ба, Ваня, Ванюша, Ванечка!.. Какими судьбами? — и, схватив испуганного щеголя огромными ладонями, Василий Иванович начал душить его увесистыми поцелуями, не обращая внимания на толпу гуляющих зевак. — Ну, брат, каким же ты чучелом выглядишь! Повернись-ка, пожалуйста…и еще… Вот эндак. Что это, мода у вас, что ли! Ни дать ни взять, куль, куда муку ссыпают. Хорош, брат! Очень хорош! Откуда ты?
— Я был за границей.
— Вот-с! А где, коль смею спросить?
— В Париже шесть месяцев.
— Так-с.
— В Германии, в Италии…
— Да, да, да, да… Хорошо… а коли смею спросить, много деньжонок изволил порастрясти?
— Как-с?
— Много ли, брат, промотыжничал?..
— Довольно-с.
— То-то… А батюшка-то твой, мой сосед, что скажет на это? Ведь старики-то не очень сговорчивы на детское мотовство… Да и года-то плохие. Ты, чай, слышал, что у батюшки всю гречиху градом побило?
— Батюшка писал-с. Я сам к нему теперь собираюсь.
— Хорошее дело старика утешить. А… смею спросить, какого чина?
«Так и есть!» — подумал молодой человек.
— Двенадцатого класса, — отвечал он, запинаясь.
— Гм… не важно… А уж в отставке, чай?
— В отставке.
— То-то же! Вы, молодые люди, вбили себе в голову, что надо пренебрегать службой. Умны слишком, изволите видеть, стали! А теперь, коли смею спросить, что вы намерены делать-с? Ась?..
— Да я бы хотел, Василий Иванович, посмотреть на Россию, познакомиться с ней.
— Как-с?
— Я хотел бы изучить свою родину…
— Что? что? что?..
— Я намерен изучить свою родину.
— Позвольте, я не понимаю… Вы хотите изучать?..
— Изучать мою родину… изучать Россию.
— А как это вы, батюшка, будете изучать Россию?..
— Да в двух видах… в отношении ее древности и в отношении
— По-моему, — сказал Василий Иванович, — я нашел тебе самое лучшее средство изучать Россию — жениться. Брось пустые слова да поедем-ка, брат, в Казань. Чин у тебя небольшой, однако ж офицерский, имение у вас дворянское: партию ты легко найдешь. На невест у нас, слава богу, урожай… Женись-ка, право, да ступай жить с стариком. Пора и о нем подумать. Эх, брат, право-ну! Ты ведь думаешь в деревне скучно? Ничуть. Поутру в поле, а там закусить, да пообедать, да выспаться, а там к соседям… А именины-то, а псовая охота, а своя музыка, а ярмарка… А?.. Житье, брат… что твой Париж. Да главное, как заведутся у тебя ребятишки, да родится у тебя рожь сам-восемь, да на гумне столько хлеба наберется, что не успеешь молотить, а в кармане столько целковых, что не сочтешь, — так, по-моему, ты славно будешь знать Россию — а?..
— Конечно, — сказал Иван Васильевич. — Оно бы недурно.
— Знаешь что? Ты в Казань едешь?
— В Казань.
— Когда?
— Да чем скорее, тем лучше.
— Прекрасно! А в чем, коли смею спросить?
— Я еще сам не знаю.
— У тебя ведь нет экипажа?
— Никак нет-с.
— Бесподобно! Мы поедем вместе.
— Как-с?
— Мы вместе поедем. Я отвезу тебя к старику… У тебя ведь, чай, лишних деньжонок нет?
— Помилуйте… я не понимаю…
— Полно важничать! Говори правду…
— Точно немного стеснен теперь.
— Ну, ну, ну… вот видишь. Давно бы так. Я отвезу тебя, а с отцом мы сочтемся…
— Позвольте…
— Что еще?
— Мне совестно-с.
— Вот вздор какой! Мы, батюшка, люди русские, Перестань, брат, франтить. Со мной без церемонии. По рукам, что ли?..
— Я очень буду вам обязан.
— Ну и хорошо, и прекрасно! А послушай-ка, знаешь ли, в чем мы поедем — а?
— В карете?
— Нет.
— В коляске?
— Нет.
— В бричке?
— И нет.
— В кибитке?
— Вовсе нет.
— Так в чем же?
Тут Василий Иванович лукаво улыбнулся и провозгласил торжественно:
— В тарантасе!
II
Отъезд
Несколько дней спустя на Собачьей площадке в маленьком деревянном домике происходила необыкновенная суматоха. На дворе ямщик хлопотал около почтовых лошадей; по лестнице бегали и суетились служанки; в комнатах по полу валялись чемоданы, ящики, веревки, сено и всякая дрянь. В мезонине Василий Иванович стоял перед зеркалом и приготовлялся к дороге.