Избранницы короля
Шрифт:
С этим король еще мог согласиться, однако по всем остальным вопросам они решительно не могли найти общего языка. Кларендон без конца сетовал на то, что король вершит свое правление на французский манер, следует во всем французским обычаям и почитает своего деда Генриха Четвертого за образец в делах не только амурных, но и государственных. Он снова и снова указывал королю на то, что Англия и Франция суть две разные страны и к ним нельзя подходить с одной меркой.
Расходились они и в вопросах веры. Кларендон считал политику терпимости, которой придерживался король, глубоко ошибочной и порочной. Чувствуя растущее
Кларендон, будучи старым и мудрым политиком, не мог не понимать, что враги затаились и ждут лишь удобного момента, чтобы ускорить его падение, однако продолжал говорить с королем прямо и откровенно. Поэтому, хоть он и был с самого начала против португальского союза, он счел теперь своим долгом вступиться за честь королевы.
— Ваше величество, — сказал он, — вы жестоки к своей королеве. Вы толкаете ее на шаг, противный самой ее природе.
Карл задумчиво глядел на своего министра. Он уже не верил ему так безоговорочно, как прежде. Несколько лет назад он бы почтительно выслушал и, возможно, даже принял бы точку зрения Кларендона, однако теперь, подозревая его в неискренности, он прежде всего пытался угадать причины, побудившие канцлера высказываться именно так, а не иначе.
Карл, разумеется, знал о вражде между Кларендоном и Барбарой. Не из-за этой ли вражды он так рьяно уговаривает короля пресечь капризы своей любовницы и встать на сторону королевы? Очень возможно...
— Помнится, — продолжал канцлер, — когда король Людовик заставлял жену принимать его любовниц, вы говорили, что никогда не опуститесь до такой жестокости, и уж если, женившись, все же надумаете иметь любовницу — хотя последнее казалось Вашему величеству маловероятным, — то ни в коем случае не позволите ей показываться на глаза вашей супруге.
— Спору нет, человеку женатому лучше всего не иметь любовницы, — угрюмо заметил король, — однако коль скоро она уже есть, то и толковать тут не о чем. Всем нам хотелось бы быть добродетельными, но, увы, сама природа совращает нас с пути истинного. Я полагаю, что в сложившихся обстоятельствах всем нам следует проявить обоюдное терпение и здравый смысл. Если бы королева сразу соблаговолила принять леди Кастлмейн на службу, все было бы гораздо проще.
— Ваше величество, я просил бы вас принять в этом вопросе сторону вашей супруги — ибо она королева, а другая дама не более чем любовница. Смею вас заверить, герцог Ормондский, равно как и все остальные, совершенно согласны с тем, что вам следует отвергнуть леди Кастлмейн и запретить ей появляться в присутствии Ее величества.
Король редко гневался, но в эту минуту он разозлился не на шутку. Ему вспомнились лицемерные заявления Кларендона в связи с женитьбой герцога Йорка на его дочери: канцлер уверял тогда, что предпочел бы видеть Анну любовницей герцога, чем его женой. «Должно быть, в те времена он относился к любовницам не в пример лучше, чем сейчас: даже желал видеть среди них собственную дочь», — с сарказмом подумал Карл.
Нет, он не доверял в этом вопросе ни графу Кларендону, ни герцогу Ормондскому, ни остальным своим министрам. Все они добивались, чтобы он отрекся от Барбары, не потому, что она была его любовницей, но потому, что видели в ней опасность для себя. Не считай они королеву безвольной марионеткой, которая вряд ли сможет чем-либо им навредить, они давно уже обратили бы все свое красноречие против нее.
И Карлом овладело необычное в нем упрямство.
— Извольте не вмешиваться в мою личную жизнь, когда вас об этом не просят, — с едва сдерживаемым раздражением сказал он. — Впредь, если вы или кто-то другой посмеет еще раз сунуть нос в мои дела — вы будете жалеть об этом до последней своей минуты. И запомните следующее. Я уже обдумал свои дальнейшие действия, и никакие ваши происки или попытки склонить на свою сторону хоть весь двор не отвратят меня от принятого решения. Я твердо намерен сделать леди Кастлмейн фрейлиной королевы, и всякий, кто попытается этому воспрепятствовать, может считать меня своим личным врагом.
Кларендон, которому никогда еще не доводилось видеть короля в таком раздражении, испугался. Ведь до сих пор во всех своих многочисленных стычках с придворными завистниками он всегда — и не без основания — мог рассчитывать на помощь короля.
Он действительно ненавидел леди Кастлмейн, и не только потому, что она его ненавидела, но и из-за того влияния, которое она имела на короля. Однако в этом деле король неожиданно явил такую твердость, что Кларендон предпочел на сей раз ограничиться ролью смиренного слуги.
— Слово Вашего величества — закон для меня, — сказал он. — Я сожалею о том, что излагал свои соображения чересчур свободно. Ваш преданный слуга готов беспрекословно следовать воле Вашего величества. Простите мне излишнюю свободу в высказываниях, ибо она проистекает из моей давней и искренней привязанности к Вашему величеству.
Король, почти тотчас раскаявшийся в своей резкости, смущенно положил руку ему на плечо.
— Нисколько в этом не сомневаюсь!.. Я понимаю, друг мой, что поручаю вам крайне неприятное дело. И все же прошу вас: выручите меня! Встаньте между мною и этими сварливыми женщинами. Будьте моим добрым адъютантом, каким бывали уже не раз, и давайте никогда больше не огорчать друг друга резкими словами.
Глаза старого канцлера наполнились слезами.
«Вот так всегда, — подумал Кларендон. — Даже те, кто считает его неправым, счастливы служить ему, несмотря ни на что».
От короля Кларендон прошел в апартаменты королевы и попросил аудиенции.
Екатерина приняла его лежа в постели. Вид у нее был бледный и измученный, но ей все же удалось выдавить из себя слабую улыбку.
Кларендон сообщил, что его дело к королеве носит конфиденциальный характер, и окружавшие ее женщины удалились.
— О милорд! — воскликнула она. — Вы один из немногих моих друзей в этой стране. Я знаю, что вы можете мне помочь!
— Надеюсь, что это так, мадам, — отвечал Кларендон.
— Я вела себя недостойно. Я повинна в том, что не смогла сдержать своих чувств; но чувства мои были так нестерпимо тяжелы!.. Мое сердце разбито.
— Я пришел дать вам совет, — сказал канцлер, — хоть он может оказаться и не по душе Вашему величеству.
— Говорите, — потребовала королева. — Говорите без обиняков все, что думаете. Ведь если вы прямо не скажете мне о моих ошибках, то как я могу рассчитывать на вашу помощь?