Избранник
Шрифт:
— Я не понимаю, почему этого никто еще не заметил! — горячился он. — Женщина пропарывает себе ножом руку! Мужики считают, что в них вселилась неведомая Сила! Паршивый Бобик дерется, как чемпион Европы! Сека протыкает обе щеки! Начальник горотдела бегает за шпаной с во-от такими полтинниками! И всё это множится и множится! Без остановки!
— Может, наркотики? — предположил ошарашенный таким напором врач.
— Проверено! — рубанул воздух ладонью Сашка. — Никто из них не ширяется!
Врач растерянно развел руками:
— Может, тогда ЛСД? Она и в таблетках
— Вот только не надо про спорынью! — заорал Сашка и, возбужденно размахивая руками, пошел на врача. — Я всю санэпидстанцию на уши поставил! Чисто! Ни спорыньи в хлебе, ни хрена!
Врач опасливо отодвинулся, и Сашка только теперь заметил, что вокруг них, метров на пятьдесят, никто не работает, а все только и делают, что присматриваются, что там у них происходит.
— Я вам говорю: это заболевание, — уже тише произнес он. — Это медицинская проблема, а не духовная...
Рейнхард отвел глаза и тяжело выдохнул:
— Если бы я мог сделать вскрытие... Возможно, мы бы и увидели характерные поражения внутренних органов... но ведь тело вашего дядюшки, как я слышал, так и не нашли?
— А то вы не знаете? — горько хмыкнул Сашка. — Да, он исчез!
— А чего вы тогда хотите? — всплеснул руками Рейнхард. — Вы же сами видите, что доказательств нет!
Крыть было нечем.
Сашка еще пытался изобрести новые аргументы, но переубедить подкованного, опытного специалиста не удавалось. Владимир Карлович совершенно точно знал, что так не бывает, а если и бывает, то вирусы подобного типа неизвестны, а если известны, то не в нашей области и даже не в нашей стране. Тела Евгения Севастьяновича, чтобы детально исследовать внутренние органы, нет, а гонять ни в чем не повинное гражданское население на исследование «неведомо чего» никто не позволит.
Впрочем, то, что инфицирование как таковое оказывает косвенное влияние на психику, пусть и с оговорками, он признавал. Понятно, что загрипповавший ребенок будет капризен и даже истеричен, а натренированный в подавлении своей агрессивности взрослый, скорее всего, свалится в депрессию.
Но Сашке этого признания было мало. Он был абсолютно уверен, что в данном случае вирус оказывает на психику не косвенное, а самое прямое воздействие. А главное, он считал, что Рейнхард не вправе отвергать очевидное лишь на том основании, что нигде об этом не написано. Но патологоанатом стоял на своем: нет фактов, значит, нет и болезни.
— Подождите, — внезапно осенило Сашку. — Вам нужно тело?
— Желательно, — буркнул бесконечно уставший от него врач.
— Я попробую что-нибудь сделать. Ждите здесь.
Сашка побежал вдоль полосы, жадно рассматривая людей с плакатами на куртках. Ему была нужна Неля.
«Инфекция вызывает перегрузку внутренних органов, — на ходу соображал он. — Отсюда стресс. Но может ли инфицирование сдвинуть крышу? А почему нет? Организм сопротивляется, активизирует надпочечники, вбрасывает в кровь всякие там эндорфины, и тогда... а, собственно, что тогда?»
Сашка
«И тогда начинаются галлюцинации».
Опровергнуть только что родившуюся версию казалось невозможным. То, что тяжело и долго болеющие люди слегка «сдвигаются по фазе», он помнил по собственной бабушке. Да и свое совершенно бредовое состояние во время последней пневмонии он хорошо-о запомнил... и вообще, что такое бред, как не временный «сдвиг по фазе»?! А если организм не справляется, не знает, как бороться с новым вирусом, и болезнь перешла в хроническую стадию? Может ли из этого родиться религиозное исступление?
Сашка снова тронулся вдоль полосы.
Еще как может! Химическое сходство адреналина с мескалином, популярным в психоделических кругах наркотиком, подтверждало эту версию однозначно. Надпочечники впрыскивают адреналин, еще и еще! А потом — порог, за которым наступает психоз! Сколь угодно массовый! Только причина самая банальная. Не отравление спорыньей, как в Европе шестнадцатого века, и не самоистязания и хронический голод с недосыпом, как у «бичевалыциков», а просто вирус.
И нет никакого злого умысла в том, что они спустя две недели после первого контакта начинают видеть всякую чертовщину и хором записываются в секту! Это нормальный инкубационный период.
«Лишь бы Неля согласилась помочь!»
Сашка понимал, что надежды на эту не вполне адекватную женщину довольно зыбки, но определенные способности у нее всё-таки имеются — это он видел собственными глазами.
«Выйдет в свой „астрал“ еще раз, — думал он, — глянет, где там осталось лежать дядькино тело, и дело в шляпе! Лишь бы не отказала...»
Теперь он даже не понимал, как такая простая и очевидная мысль не пришла ему в голову раньше. Сашка прибавил ходу и вдруг увидел, как прямо перед ним на полосу выруливает знакомая черная машина.
«Черт! Этого мне еще не хватало!»
Прямо перед ним вылезал из машины... Николай Павлович Хомяков, а вслед за ним и тихий, малоприметный чекист,
— Никитин! — сразу увидел его мэр. — А ну-ка идите сюда!
Сашка неохотно подчинился.
— Это что за бардак, Никитин? — грозно поинтересовался мэр и обвел рукой взлетную полосу. — Сколько еще я должен это терпеть?!
Сашка огляделся. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись фигурки сектантов со все теми же оскорбительными плакатами на груди и спинах.
— Я вижу, Николай Павлович, — досадливо крякнул он. — Но только... всё еще серьезнее, чем вы думаете.
— Да куда уже серьезнее?! — с вызовом поинтересовался мэр. — Я вас еще раз, теперь уже официально, предупреждаю: если вы будете продолжать в том же духе, я вас посажу. Вам все понятно, Никитин?
Он сказал это настолько отстраненным, холодным тоном, что Сашка понял: так оно и будет.
— Да, мне всё понятно, Николай Павлович.
— Так вперед! — махнул рукой в сторону копошащейся неподалеку группы сектантов мэр. — Чего вы здесь стоите?! Идите и работайте! И чтоб через полчаса я этой гадости не видел!