Избранники времени. Обреченные на подвиг

Решетников Василий

Все началось с легкого увлечения, а закончилось пилотским свидетельством. Летные качества Александра Евгеньевича, несмотря на несколько перезрелый для начинающего учлета возраст, оказались незаурядными, и он, почувствовав неодолимую тягу к небесной стихии, намертво был захвачен вновь обретенной профессией и в 1933 году перешел на летную работу в Гражданский воздушный флот.

Летал много и увлеченно, прямо-таки упиваясь чувством полета. Со временем овладел техникой пилотирования в сложных погодных условиях, вне видимости земли (как говорили тогда – слепым полетом) не только днем, но и ночью. Спустя некоторое время Голованов уже считался одним из лучших пилотов гражданской авиации. Пригодился и опыт

работы на руководящих постах в прошлые годы – ему поручили должность начальника Восточно-Сибирского управления Аэрофлота, а позже он стал шеф-пилотом эскадрильи особого назначения – разлетывал по заданиям высшего государственного руководства.

Участвовал Голованов и в войнах тридцатых годов: в 39-м – на р. Халхин-Гол, в Монголии, а в 39-40-м – в военных действиях против белофиннов. Летал на полюбившемся ему «Дугласе» – американском пассажирском самолете Си-47, выполнял, как он пишет в своих записках о прошлом, специальные задания: доставлял «к месту» важных пассажиров, разбрасывал над вражескими войсками листовки, вел попутную разведку. Только ли в этом заключалась суть тех спецзаданий – как знать. Во всяком случае, в то скупое на награды время за полеты в районах Монголии Голованов был награжден орденом Красного Знамени, а за рейды в сторону Финляндии – орденом Ленина.

Летная жизнь преуспевающего пилота, увлекательная и к нему благосклонная, казалось, не должна бы побуждать к новым крупным и неведомым поворотам судьбы. Но в начале 1941 года он пишет письмо Сталину, предлагая образовать «соединение из 100–150 самолетов», летный состав которого он брался за короткое время обучить самолетовождению по радиосредствам и подготовить их в качестве инструкторов для обучения в дальнейшем всех остальных экипажей дальнебомбардировочной авиации, поскольку, как он полагал, военные летчики не умеют в силу своей необученности использовать самолетное радионавигационное оборудование с такой же эффективностью, как это удается ему, Голованову.

Да Александр Евгеньевич кое в чем заблуждался. Все дело в том, что самолеты Си-47, на которых он летал, имели на борту мощные приемопередающие радиостанции, а главное – радиокомпасы «Бендикс», действительно позволявшие с высокой точностью пеленговать работающие радиопередатчики и таким образом безошибочно определять свое место на маршруте полета. Бомбардировщики же ДБ-3 и Ил-4, экипажи которых намеревался обучать Голованов, были оборудованы всего лишь маломощными, с очень слабой избирательностью радиополукомпасами РПК-2 «Чайка», с помощью которых удавалось иной раз определить весьма приблизительно всего лишь ту сторону, где работала радиостанция (справа или слева), да, кроме того, выйти на нее по прямой, если она лежала по курсу полета, и получить отметку точки ее прохода. Ни о какой пеленгации по РПК тут не могло быть и речи. Не менее важные навигационные функции на советских бомбардировщиках несла и бортовая радиостанция РСБ-1, но слабенькая, а сеть пеленгаторных баз и радиомаяков была в те годы весьма скромной и обеспечивала, главным образом, аэрофлотские трассы, по которым чаще всего и летал Голованов, но по которым, как известно, военные летчики не летают.

Так что рассчитывать на нашу РСБ в сложных обстоятельствах полета тоже не приходилось. Экипажи всей этой техникой владели неплохо, но больше того, на что она была способна, из нее выжать было невозможно.

К слову, и самолеты Ли-2, кои считались лицензионной копией Си-47, своим радиооборудованием ничем не отличались от навигационной начинки Ил-4. В общем, Си-47 и Ли-2 – это совершенно разные самолеты, несмотря на их внешнее портретное сходство.

В строках того же письма Голованов посетовал и на то, что во время советско-финляндской кампании наши бомбардировщики пренебрегали, мол, его предложением

лидировать их к целям в условиях облачной погоды. Как он представлял себе эту «операцию», ведя за собой не видящих друг друга бомбардировщиков, объяснить не берусь и сейчас. В погоду же попроще он от лидерства воздерживался, поскольку был безоружен и потому летал, как сказано в письме, «только в плохих метеоусловиях». Но и бомбардировщики при более или менее терпимой погоде (была бы чуть приоткрыта цель) в услугах лидера не нуждались.

Вот такой получался расклад.

Как бы то ни было – новая идея привлекла внимание Сталина. Вскоре «летчик Голованов» – именно так подписался Александр Евгеньевич – был вызван в Кремль. В обстоятельной беседе Сталин разъяснил ему, что в армии нет «соединений в 100–150 самолетов», а есть полки, дивизии, корпуса и армии и что для начала лучше всего – с чем согласились и другие члены Политбюро, присутствовавшие при этом, – призвать Голованова в армию, назначить его командиром полка и присвоить звание подполковника. На том и порешили.

Отдельный, нестроевой

212-й отдельный дальнебомбардировочный полк Голованов формировал в Смоленске. Летчиков из Гражданского воздушного флота, имея на то полномочия, отбирал сам. Строго следуя поставленной цели, командир не очень обременял себя исполнением приказов командующего ВВС и тем более требований разных там воинских уставов и наставлений, строя боевую подготовку полка по своим воззрениям на этот тонкий предмет.

На первом месте, конечно же, была радионавигация. Штурманы на земле и в воздухе тренировались на Си-47, летчики осваивали Ил-4. К задачам боевого применения экипажи к лету лишь прикоснулись, отодвинув это хлопотное и громоздкое занятие на более позднее время. А тут война!

Полк, числившийся в разряде обучаемых, в оперативные планы не был включен и потому первое боевое задание получил распорядительным порядком лишь к исходу второго дня войны.

На борьбу с танковыми и моторизованными группировками врага, пробивавшими путь к Минску, полк вышел всем составом во главе с командиром.

Удар получился рассеянным. Полк понес крупные потери и возвратился разрозненными группами и отдельными экипажами. В одиночку вернулся и командир. Те, кто не нашел целей (какая уж там радионавигация!) или не пробился к ним, вернулись с бомбами, не зная, что с ними делать.

Обескураживающие потери в те дни понесли и многие другие полки и не только в первом боевом полете. Немало частей и соединений – кто больше, кто меньше – таяло буквально на глазах, до конца утрачивая свою боевую способность. Одним из первых стал окончательно выдыхаться 212-й полк: через неделю после начала войны из 72 самолетов в строю оставалось всего 14.

Сталин вызвал к себе Голованова и приказал переключить остатки полка на разведку. Но и эта задача не придала разведчикам должной боевой устойчивости. Вскоре и они поредели и рассосались по другим полкам. Голованов же 16 августа 1941 года был назначен командиром 81-й дальнебомбардировочной дивизии.

Михаил Васильевич бомбит Берлин

Обстоятельству нового назначения предшествовали весьма драматические события, постигшие эту дивизию в первом боевом полете.

В конце июля, на завершающем этапе формирования, ее командиром был назначен, получив при этом звание комбрига (равное по нынешней градации званию генерал-майора), известный полярный летчик, в сущности, рядовой гражданский пилот, Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов, а 8 августа Сталин лично поставил ему первую боевую задачу – в ночь с 9 на 10 августа нанести удар по Берлину. На другой день дивизия новейших четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-7 (позже переименованных в Пе-8) и двухмоторных Ер-2 сосредоточилась на исходном аэродроме Пушкин, под Ленинградом.