Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни (Привилегированное дитя)
Шрифт:
Когда мы свернули на тропинку, ведущую к вершине, выяснилось, что там можно пройти только по двое, и все мы разбились на пары. Некоторые девушки шли друг с другом, некоторые парни с друзьями, но большинство молодых людей шли со своими возлюбленными. Зов весны они ощущали так же сильно, как ощущала его я.
Мы упорно взбирались по тропинке вверх, ноги скользили по грязи, и я была рада крепкой поддержке Ричарда. Он не говорил ни слова, и я словно погружалась в сон наяву, идя сквозь буковую рощу по спящей земле.
Это была долгая дорога, а я привыкла ездить верхом и сама удивлялась,
Я отступила с легким возгласом неудовольствия, но все вокруг заулыбались. Оказывается, это тоже было частью давнишней традиции: пары, проходя через эту калитку, целовались, как бы давая обет любить друг друга вечно. Даже Клари смотрела на меня с улыбкой и слегка подмигнула, как бы поощряя нарушить верность Джеймсу и быть полегкомысленней. Я строптиво нахмурила брови, но она ничуть не обиделась.
Мэтью шел рядом с ней, но на расстоянии вытянутой руки, и когда она прошла через калитку, то он не стал целовать ее, как делали до них все пары.
— Что это с вами случилось? — спросила я, когда она подошла ко мне и мы стали вместе поджидать остальных.
— Мы с ним на ножах, — скорчила Клари гримаску. — Этот дурак все испортил.
— Почему? Что произошло?
— Все из-за этих глупых стишков, которые он все время пишет, — нетерпеливо объяснила она. — Я не придавала этому никакого значения, но он показал их какому-то человеку в Чичестере, а тот взял и напечатал их и стал продавать.
— Но, Клари, это же чудесно… — начала я.
Она резко обернулась ко мне, и ее глаза блеснули.
— Ничего чудесного, — зло огрызнулась она. — Все его стихи они напечатали в одной маленькой книжке, и знаешь, как они назвали ее? «Стихи деревенского дурачка».
— Что? — не поверила я своим ушам.
Мне показалось, что я ослышалась.
— Вот именно, «деревенский дурачок». Издатели сказали ему, что у него необыкновенный природный дар и что его стихи значительно выиграли от того, что он идиот. Вот почему мне нечему радоваться! И это когда все только стали забывать, что приходский надзиратель считал его неполноценным. — У нее вырвалось подавленное рыдание.
— Как им могло такое в голову прийти? — гневно вскричала я.
— Бабушка Мэтью рассказала им все, — объяснила Клари, опустив глаза. — Эта выжившая из ума старуха рассказала издателям все про него, когда они приехали в своем распрекрасном экипаже сообщить, что им понравились его стихи, и спросить, не написал ли он еще что-нибудь. И она, конечно, выложила им, что приходский надзиратель не брал его на работу, потому что считал дурачком, и что он заикался в детстве и до сих пор плохо говорит, когда волнуется. Тогда они назвали его «немой соловей». А одна газета назвала его «идиот-стихоплет»… — Клари оборвала себя и открыто зарыдала, закрывая лицо кончиком передника.
— Это следует прекратить… — решительно заявила я. — Мы можем запретить
— Мэтью не разрешит! — вскричала Клари. — Я никогда не считала его дурачком, пока не увидела, как он улыбается, читая в газетах эту чушь про себя. Ему уже заплатили двадцать гиней, и этого ему хватило как раз на бумагу и перья. Потом они обещают заплатить ему еще. Он думает, что скоро разбогатеет, и собирается переехать в Чичестер или даже в Лондон, чтобы познакомиться с другими великими писателями и поэтами. И он совсем не собирается возвращаться в Экр.
— Клари! Это правда? — поразилась я.
— Я ненавижу его! — сказала она с неожиданной силой. — Он словно бы забыл, что такое реальный мир. Он хочет взять меня с собой. Он сказал джентльменам, что помолвлен с девушкой из деревни, и они спросили, что я собой представляю. — Клари горько усмехнулась. — Представляю собой! Джулия, честное слово, он разбил мое сердце.
Я обняла ее, и она, придвинувшись ко мне, положила голову мне на плечо.
— О, бедная Клари, — по-матерински пожалела я ее. — Не плачь, моя дорогая. Ты никогда не плакала прежде. Мэтью любит только тебя, и для тебя тоже не существует никого другого. Просто счастье немного вскружило ему голову. Но смотри — сегодня он пришел сюда вместе с нами. Он ничуть не изменился. Может быть, он и поживет немного в Лондоне, но потом вернется домой.
Клари отодвинулась от меня и вытерла глаза.
— Но мне он не будет нужен! — воскликнула она. — Мне не нужен человек, который позволяет людям называть его идиотом и при этом считает себя умным. Я ему еще не сказала, но сегодня же скажу, что не выйду за него, и объясню почему. Он позорит нас обоих. Я скажу ему все это и разорву нашу помолвку.
Я протянула к ней руки в бессильном жесте, как бы пытаясь удержать ее. Я жалела Мэтью и боялась за их счастье. Но кроме того, в моей голове раздался звон, глубокий, как колокольный благовест. Он предупреждал меня, что надо удержать Клари, удержать ее рядом со мной, ибо ей грозит смертельная опасность.
Но она не осталась. Она вырвалась из моих объятий и снова вытерла глаза.
— Какая я дура, что пришла! — горько воскликнула она. — Я думала, что все будет как в прежние времена, когда мои мама и папа приходили сюда. Я думала, что мы с Мэтью опять станем друзьями в эту ночь. Но он принес свою глупую ручку и бумагу и заявил, что собирается писать стихи о мае. Это было просто невыносимо, и я расплакалась и все рассказала тебе, хотя хотела держать в секрете. Пойду-ка я домой, — отрывисто сказала она. — Мне нечего здесь делать.
— Не ходи, Клари, — отчаянно попросила я. Мне казалось, я не увижу ее снова, если отпущу сейчас. — Оставайся со мной. Мы с Ричардом пойдем искать боярышник, оставайся с нами, Клари, милая. Не ходи никуда!
Она выскользнула из моих рук, как я ни пыталась удержать ее.
— Нет, — отмахнулась она. — Я ушла. Увидимся вечером во время танцев.
— Но обещай, что ты придешь.
Звон в моей голове стал еще громче, мне хотелось заставить Клари поклясться, что она обязательно придет.