Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы

Тарковский Арсений Александрович

Разъясните фиалке нежной…

Разъясните фиалке нежной, Что ее изничтожат слизни, Что дверей блаженного рая Не увидит она при жизни, Что гордиться ей красотою Ни к чему на собственной тризне. Лучше б ей не глядеть на солнце, Крепко спать в земляной отчизне. Наше солнце непостоянно, Счастья мало в нашем пределе. Мать-земля, ты мою фиалку Приюти в своей колыбели. Твой обычай — служить покровом, Пуха птичьего не тяж'eле.

Старинная песня воинов

Матери не для того ли Пели нам у колыбелей, Чтоб клинки мы отточили, Чтоб кольчуги мы надели, Чтоб сердца лихих соседей Перед битвой холодели, Чтоб не страшен был отчизне Враг, искусный в бранном деле! Жен, детей, поля родные Мы удаче поручили, Поклялись умыться кровью, Посвятили жизнь могиле, Чтобы дани мы вовеки Урожаем не платили. Наши матери недаром Смелых витязей взрастили! Жизнь сжигаем, как солому, Для отчизны несравненной, Умираем с легким сердцем, Гибнем с песней дерзновенной: «Пусть они умрут, — что нужды? Дети вырастут мгновенно, Кружатся колеса прялок, И

шумят крыла вселенной: Сыновья бесстрашны будут, Мужество отцов нетленно. Кто теперь в наш дом ворвется, Лютой смертью угрожая? Побеждает тот, кто бьется, Как солому, жизнь сжигая. Мы живыми не уступим Ни земли, ни урожая, Мы клялись умыться кровью, Жизнь сраженьям посвящая. Ну-ка, витязей подобных Родила ль страна другая? Родины ничьей не тронем, Только нас дразнить не надо. Даже мертвый засмеется: Будет хороша засада. Живы будем — не пропустим Ни единого отряда. Отступить нас не заставит Ни кинжал, ни кубок яда. Мы, как львы, идем на гибель, Смерть в бою — для нас отрада. Мы спины врагам не кажем, Пусть они бегут, как стадо. Бейтесь так, чтоб наши внуки Наши подвиги воспели. Поразим себя клинками, — Только б не был враг у цели». Чтобы родине прекрасной Угрожать враги не смели, Надо, чтоб такие песни Люди знали с колыбели, Чтобы матери таких же Витязей вскормить хотели.

Пригляжусь я к себе

Пригляжусь я к себе — и больше Не в обиде на путь земной: Добрых дел совершил я много, Прегрешений мало за мной, Захочу долететь до неба — Крылья вырастут за спиной, Света горнего луч заблещет В сердце, полном голубизной, И словам на бумаге тесно, И душа — струна за струной — Пробуждается, запевает, Словно птица ранней весной. Я тогда, — невольник чонгури [137] , И хоть выскажусь не вполне, — «Честь и слава песне высокой!» — Люди добрые молвят мне. Песня мне самому по нраву, И отрадно мне, как во сне. В лад единый строятся звуки И бегут, подобно волне, Отдохнуть чонгури не хочет, Я молчать не даю струне, Все другие заботы в песне Тают, словно лед по весне. Я плыву по морю блаженства, И держусь я за рукава Одеяний творца вселенной И служителей божества. Сыплется небесная манна, Сладко кружится голова. Матери хвала, чьей заботой У меня душа не мертва! Но растет число прегрешений, — Петь хочу, а на сердце — тьма, Не могу одолеть разлада Слова жгучего и ума, Я чонгури мучу напрасно, Мир тогда для меня — тюрьма; То перо, что в ранние годы Заострила любовь сама, Гробовые змеи обвили, Остудила ведьма-зима. Ад во мне, и свое зачатье Не устану я проклинать. Так бывает, когда поэта Не приосенит благодать.

137

Чонгури — национальный музыкальный инструмент.

Горам

О горы, горы, С вами в разлуке Я не стерпел бы Всей этой муки. Вас полюбил я, Когда впервые Меня пытливо, Как часовые, Вы оглядели, Кручи живые. Я не обманут Сердечной жаждой. Делю я долю Вершины каждой. Люблю вас крепче Всего на свете, Воины духом, А сердцем дети, Вольный, высокий Притин столетий. Я ненавижу Низость бессилья, Дух пресмыканья, Веянье гнили, Павшего духом Мертвые крылья. Мне утешенье — Ваш строй нетленный, В сердце навеки Запечатленный. Без вас я — клочья Вопящей плоти, Но не стенаю, Чуть вы блеснете. Споткнусь о камень На повороте — Вы снизойдете К моей заботе, И стану стойко У самой цели, Возвысив песню, Как вы хотели. Сияйте, горы, В дали туманной! Нектар надежды, Лейся на раны! Попранный, сирый, Из пут обмана Край наш рванется К мечте желанной. Дохните ветром, Нашлите бурю, Пусть не увижу Солнца в лазури; Жизнь отымая, Бейте по-турьи, Щебнем засыпьте — Глаз не прищурю. С ваших ладоней Хлебну отравы, Смиренно, лягу На ваши травы. Не только ваши Радости помню, И ваше горе На грудь легло мне, А думы снова Как прежде с вами. Вы преграждали Мне путь ручьями, Меня сжимали Седыми льдами, Вы заливали П'oтом глаза мне, В угон метали То град, то камни; И проклинал я Снег в три аршина, И ненавидел Ваши вершины. Давно из сердца Ушло все это, В нем только розы Алого цвета. Связь моя с вами Не ослабела, Чуть вас увижу — Снова за дело! С вами в разлуке, Как лодка в море, Я затеряюсь В чуждом просторе. Вот вы встаете, Грядой неровной, С духом и плотью Связаны кровно. Голову вскинув, Днями-ночами Веду неравный Бой с палачами. Как ваши воды, Хлыну ручьями, Бурливой песней, Могучим словом… И что при встрече Скажу еще вам? Тучи прорвите! Небо измерьте! Ввысь простираюсь — И нет мне смерти. Люблю высоты Духа и мира. С вами надежда Не будет сирой, С вами пребуду Мечтой и речью, Выйду из гроба Горам навстречу.

Для чего я жил на свете?

Для чего я жил на свете, По ночам не мог заснуть, Если на краю могилы Я кляну свой дольный путь? Для чего тебя любил я, Чем тебя мне вспомянуть, Если тернием измены Ты изранила мне грудь? Я сквозь горы пробивался, Грыз холодный камень скал, Под полою чувств, как розу, Образ твой отогревал, Прирастил, как розу, к сердцу, Слезы лил и ликовал. Как расписку долговую, Клятву ты разорвала И теперь на грудь другому Головою прилегла. Вероломство и разлука Жизнь мою сожгли дотла.

Песня старика

[138]

Сном забылся в юности, А проснулся в старости, Проклинаю хворости, Плачу я от ярости: Борода косматая — Словно вата грязная, И на ум столетнему Мне приходит разное: Снилось мне, что бедствую, Грезилось, что праздную… А что к людям не хожу — Люди не виновники: Р'oга я не удержу, Не гожусь в любовники, Строить дом я не возьмусь, Подсоблять приятелю, — Лучше в келье затворюсь, Помолюсь создателю. Мир и счастье девушке, Не меня целующей! Не меня на солнышке Встретит ветер дующий. Мне на что надеяться? Может быть, засну еще?

138

«Эту песню поет косарь или жнец, работая в одиночку». (Примеч. Важа Пшавелы.)

Были мы в горах

Были мы в горах, Я и Бердия. И под грудь кабан Мне клыки всадил; Я убил его И кабанью кровь Со своей смесил; Но никто мне ран Не перевязал, И лежу без сил, А в глазах туман. И товарищ мой На меня теперь Смотрит, как слепой: Перед ним лежит Средь травы густой Мною взятый зверь. Нагрузив осла Кабаниною, Он в обратный путь Собирается; Возвратясь домой, Пред своей семьей Он добычею Похваляется, Пляшет, пьет, поет, Рог в руке держа, И его души Совесть не грызет, Как железо ржа. Дела нет ему, Что кончаюсь я Не в родном дому, А в лесной глуши, Что с семьей навек Разлучаюсь я. Слушай, человек, Я тебе не враг. Без меня моя Пропадет семья. Чем ты, Бердия, Стал в ее судьбе? Черный Бердия, Разве можно так? Неужели, брат, Бога нет в тебе?

Раздел добычи

За столом Бабураули Восседал в Гуданис-Джвари. Во дворе метали жребий, Шум подняв, как на базаре, Тысячу овец делили Да быков добытых двести. Но воителю негоже Ставить скот превыше чести, Вот и скрылся он в молельню, Чтоб не быть со всеми вместе; А еще он ранен в руку. И, как должно, боль скрывает, Служка, стоя на коленях, В чашу пиво наливает. «Дело доброе — что свечка Перед божиим порогом. Из рабов Гуданис-Джвари Ты для славы избран богом». Служка чашу подымает: «Как рассудишь справедливо — До чего же люди мелки! На врага идут лениво, И потом за стол садятся Не в черед и суетливо. Только в том видна их доблесть, Что хлестать здоровы пиво. Ты один, Бабураули, Наших гор краса и диво!» Служка чашу осушает: «Много лет живи счастливо!» И тогда снаружи люди Двери настежь распахнули, Ворвались и загалдели: «Выходи, Бабураули, За двенадцатью быками, За богатою поживой!» И сказал Бабураули, Подбоченясь горделиво: «Всё берите, ничего я Не желаю, кроме пива!» «Всем нам счастье улыбнулось, А тебе на долю пало Больше всех, и ты не думай, Что двенадцать это мало!» Отвечал Бабураули: «Вы поймите, что ни спьяну И ни стрезву из добычи Ничего я брать не стану: В этом я святыне нашей Клятву дал по доброй воле. Что мое, то при разделе Вы своей считайте долей, Мне же и козы не надо. Только б клятву бог услышал!» И, в косую сажень спину Показав, он в двери вышел.

То, что видел я когда-то…

То, что видел я когда-то, Вижу в наши времена. Как во дни Адама, так же Мать над люлькой склонена, И никто дитятю крепче Не полюбит, чем она. Небеса всего богаче Украшает божество, Храбреца — любовь к отчизне, Подвиг мужества его. Если он самозабвенно Доблесть выкажет в бою И, отбросив меч со стоном, Сложит голову свою, Неизбывное блаженство Он изведает в раю И свою затеплит славу, Как свечу, в родном краю. По извечному закону С гор седой туман течет; Если дерево подрубят, Вянет лист и гибнет плод; За весной приходит лето, Осень зиму приведет; Словно дружка за невестой, Вслед за жизнью жизнь идет; Солнце греет, холод студит, Слезы лить неволит гнет, И в уста любовь целует, И в глаза вражда плюет. Поцелуй — дитя пристрастья, И дитя обиды — месть. Неизменные законы Для всего на свете есть. Повторяется от века Роковых страстей игра. Завтра может стать владыкой Тот, кто был рабом вчера, В золотом венце подняться На престол из серебра. Если прежде так бывало, Точно так же будет впредь; Без повторных изменений Нам судьбой не овладеть И природе благодатной Не желтеть, не зеленеть. Вот зачем прошу я бога — На страдальческом пути Дать грузинскому народу Мир и счастье обрести.

Галактион Табидзе (1892–1959)

Что не покрывается забвеньем

Нашим стремленьям — тянуться к вершинам — Издавна путь преграждала природа. Там, на горах, в этом крае пустынном, Разве не чудо шаги пешехода? Путник на горы глядел из Тбилиси, Видел величье вершин в отдаленье: Сквозь времена прорываются выси, Не покрываясь туманом забвенья. Вот ты поёшь — и колеблются тучи, Ты в одиночестве, путник счастливый; Слева — утесы у рощи дремучей, Справа — кустарник и сонные нивы. Здравствуйте, горы, крутые отроги, Дальние долы и дымы селений, Дуб вековой на высокой дороге! Здравствуйте, скалы — царство оленей!