Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
Нормальный одновитковый полет все испытуемые выполнили
безукоризненно. Так же успешно справились они все и с имитацией ручного
управления спуском. Потом пошли «особые случаи». Члены комиссии вошли во
вкус, вопрос следовал за вопросом — один другого заковыристей.
Андриян Николаев на вопрос одного из экзаменаторов, что он будет делать
при каком-то, не помню уж сейчас точно каком именно, отказе, без малейшего
замешательства ответил:
— Прежде всего — сохранять спокойствие.
В
для любой ситуации космического полета, и, наверное, умелый
«экзаменационный» маневр, дающий некоторое время для раздумий
(действительно, через несколько секунд Николаев дал совершенно верный ответ), а главное, в этом ответе был весь Андриян с его невозмутимостью и завидным
умением держать свои эмоции в кулаке. Тогда я еще не знал, как незадолго до
прихода в отряд космонавтов он посадил вынужденно на грунт, вне аэродрома, без сколько-нибудь серьезных повреждений реактивный истребитель, у которого
отказал двигатель (кстати, в том, что не знал — после стольких разговоров с
ребятами об их прошлой летной работе, — тоже проявился Николаев). Но когда
узнал, совсем не удивился.
139
Философский ответ Андрияна оказался чем-то вроде переломного момента в
ходе экзамена. Дальше все пошло как-то спокойнее, легче, я бы сказал даже —
веселее. А назавтра шестеро молодых людей — будущих космонавтов — должны
были показать уже не то, что они умеют, а что они знают. Устройство ракеты-носителя и космического корабля, динамика их полета, работа отдельных систем, маршрут и профиль полета, физиология действия перегрузки на человека — всего
не перечислить!
Я сидел за длинным столом экзаменационной комиссии между
конструктором К. П. Феоктистовым и физиологом В. И. Яздовским, смотрел на
сосредоточенные, порозовевшие лица экзаменуемых, слушал их ответы, но
мыслями был уже далеко от просторного светлого зала, в котором все это
происходило. И свою подпись под заключением комиссии о том, что все шестеро
космонавтов — теперь они уже назывались так — испытания выдержали отлично
и, по мнению комиссии, к полету на корабле «Восток» полностью готовы, свою
подпись под этим документом, который когда-нибудь займет место в музее
космонавтики, поставил, думая уже о другом.
Подготовка этих успевших стать по-человечески очень близкими и родными
мне людей закончена.
Теперь их ждет другой экзамен — в космосе..
Глава вторая КОСМОДРОМ
Космодром..
Сейчас это слово звучит спокойно, прозаично, вполне по-деловому.
Космодром многократно описан. Все его сооружения — и монтажно-испытательный корпус (МИК), и рельсовая колея, ползущая по степи к стартовой
позиции, и сама стартовая позиция — широко известны по фотографиям, хроникальным, художественным и не очень художественным кинофильмам, телепередачам.
140 На фоне такого полноводного потока информации места для экзотики вроде
бы не остается..
Но весной шестьдесят первого года дело обстояло иначе: космодром в то
время считался объектом особой секретности. Отправляясь туда в командировку, полагалось даже дома, в семье, не говорить, куда едешь. Правда, большинство из
старожилов космодрома относилось к этим строгостям довольно трезво.
Особенно после того, как появились в мире спутники, снабженные
фотоаппаратурой с такой разрешающей способностью, что скрыть от них
невозможно было даже отдельную автомашину, не говоря уж о таком, ни на что
другое не похожем, раскинувшемся на десятки километров объекте, как
космодром. Элементарный здравый смысл свидетельствовал... Впрочем, чего
стоит здравый смысл по сравнению с утвержденными в инстанциях
«положениями»!
Так и существовал космодром, официально овеянный покровом тайны, пока. . пока не появился на нем сначала президент Франции де Голль, потом
посол США и многие другие знатные визитеры, не говоря уж об иностранных
космонавтах и их дублерах. Как и следовало ожидать, ни малейшего ущерба
нашей космонавтике или безопасности страны эти посещения не причинили.
Но все это было позднее. А в начале 1961 года слово «космодром» звучало
достаточно таинственно. Особенно для тех, кто, подобно мне, к делам
космическим едва начинал приобщаться.
Немудрено, что собирался я впервые на космодром очень заинтересованно и
в настроении, я бы сказал, даже несколько приподнятом.
Космодром представлялся мне. . Впрочем, насколько я помню, в сколько-нибудь четком виде он мне тогда вообще не представлялся, голова была чересчур
забита множеством текущих, вполне конкретных дел. Но все же какие-то
наполовину подсознательные ассоциации в этой забитой голове плавали, ассоциации с чем-то давно, в юности, прочитанным или виденным в кино, похожим на комплексы фантастических сооружений, вроде генератора солнечной
энергии в фильме «Весна».
Во всяком случае, я ожидал увидеть сооружения, которые в репортажах
принято называть величественными или марсианскими.
141 И вот я впервые отправляюсь на космодром. Процедура отлета, вскоре
ставшая по-домашнему привычной, поначалу произвела на меня впечатление
прежде всего именно этой своей домашностью, полной непарадностью, будто
люди не на таинственный, романтический космодром летят, а в обычную
командировку или в отпуск в какие-нибудь давно обжитые Гагру или Сочи.