Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
расположенных вблизи двери кресел пассажирского салона, так и вылез первым
на поданный трап.
Впрочем, слово «вылез» в данном случае неточно описывает ситуацию. Я не
просто вылез — я нарушил протокол!
Оказалось, что прилет нашего самолета на место назначения был обставлен
куда более торжественно, чем вылет из Москвы.
На расстоянии полутора десятков метров от трапа плотной группой стояли
встречающие: работники космодрома, сотрудники
космических «фирм» — всего человек двадцать пять — тридцать. Столь парадная
встреча, естественно, предполагала и соответствующий — в порядке старшинства
— выход прилетающих. Места для штатского демократизма тут явно не
оставалось.
На свою беду, спросонья — в самолете-то я в основном дремал — я оценил
положение вещей не в проеме двери (откуда мог бы оперативно ретироваться
назад, в салон), а только на площадке трапа. Пути назад не было. Оставалось
одно: с деланно индифферентным видом бочком проскользнуть по трапу вниз и, едва сту-144
пив на землю аэродрома, незамедлительно податься в сторонку. Так я и
поступил..
А дальше все пошло как положено: из самолетной двери показался Королев, за ним — Келдыш и другие руководители космической программы, встречающие
взяли под козырек, пошли рукопожатия, взаимные приветствия и так далее. . В
дальнейшем я установленный порядок полностью усвоил и, прилетая куда-либо в
одном самолете с начальством, следовал этому порядку неуклонно. В любом
деле, оказывается, нужен опыт! А в данном случае у меня такому опыту взяться
было просто неоткуда: в течение многих лет мое место в самолете было за
штурвалом, и, прилетая куда-то с пассажирами, я так или иначе вылезал из
машины после всех, ведь работа летчика в кабине с остановкой самолета не
заканчивается.
И вот несколько легковых автомашин одна за другой идут на полной
скорости по узкой бетонной дороге. Кругом пологие, плавно очерченные
возвышенности и впадины пустынной желтой степи. Еще один спуск. .
Небольшой поворот. . Снова подъем, и сосед по машине толкает меня локтем в
бок:— Смотри. Вот он, космодром. Космодром!.
Я смотрю на него, как говорится, в оба глаза. Но ничего фантастического, марсианского что-то не обнаруживаю. Сосед по машине, видимо читая мои
мысли, подтверждает:
— Да, для кино это, конечно, не товар.
Перед нами разбросано несколько трех-, четырехэтажных кирпичных домов
довольно стандартного вида, несколько длинных одноэтажных построек
барачного типа, пять-шесть финских домиков и единственное крупное здание —
возвышающаяся надо всем этим поселком огромная, массивная коробка
монтажно-испытательного корпуса (МИКа), кажущаяся тут, среди окружающей
ее мелкоты, еще более огромной. Так, наверное, смотрелись когда-то
величественные готические храмы среди приземистых жилых домов
средневековых городов.
А кругом степь. Пустая рыжая степь до самого горизонта.
145 В общем, ничего марсианского.. Марсианское еще ждало меня.
Впрочем, и в МИКе, куда меня с утра привел Королев, тоже было на что
посмотреть.
Мы привыкли представлять себе ракету в вертикальном положении, с носом, нацеленным в зенит — туда, куда она устремится в минуту пуска.
А в МИКе ракета лежала. Лежала, растянувшись во всю свою
многометровую, чуть было снова не сказал «высоту», хотя в данном случае это
правильней было бы назвать длиной. Ее тело покоилось на специальном
устройстве, так называемом установщике, представлявшем собой комбинацию
сильно растянутей железнодорожной платформы с подъемным краном, способным поворачиваться в вертикальной плоскости. Рельсы, на которых стояли
тележки установщика, уходили под широкие ангарные ворота корпуса, а дальше
тянулись несколько километров по степи — к стартовой позиции.
Я уже говорил, что любой предмет, по природе своей предназначенный для
существования на вольном воздухе, в помещении кажется большим по размерам, чем он есть на самом деле. Но трехступенчатая ракета-носитель с
пристыкованным к ней космическим кораблем не только казалась, но и в
действительности отличалась размерами весьма внушительными.
Какая же силища нужна, чтобы поднять эту штуку в воздух, вывести за
пределы атмосферы да еще притом разогнать до умопомрачительных
космических скоростей, — такая мысль не могла не прийти в голову.
И чтобы увидеть источники этой силищи, не было нужды далеко ходить: на
торце лежащей ракеты из зеркально сверкающих круглых титановых днищ пяти
блоков первой и второй ступени торчало двадцать раструбов — камер мощных
ракетных двигателей РД-107 и РД-108, созданных в конструкторском коллективе
академика В. П. Глушко. Рядом с ними раструбы рулевых двигателей, расположенных на периферии каждого блока, казались миниатюрными. И все это
выглядело чрезвычайно красочно: полированно-серебристые днища блоков, золотистый металл раструбов двигателей, ярко-красные предохранительные
заглушки. .
Космический корабль, замыкавший ракету с другого конца, выглядел, если