Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
события, сами по себе оставляющие в памяти прочный и яркий след. И, если
вдуматься, люди от действия упомянутой закономерности многое в своей жизни
теряют. . Но повисшая над пропастью стартовая позиция каждый раз, при каждом
свидании с нею, смотрится будто впервые. Сильное это зрелище, ничего не
скажешь!..
В соседстве с великолепной техникой монтажно-испытательного корпуса, и
особенно стартовой позиции, стали как-то иначе смотреться и другие, в общем,
нечто от известного охотничьего шика, состоящего в том, чтобы ружье и все
специальное охотничье снаряжение иметь самое лучшее, современное, высшего
качества, а одежду и обувь — старые, чиненые-перечиненые, никакого подобия
«товарного вида» не сохранившие.
Впрочем, эта возникшая в моей голове ассоциация конечно же никак не
отражала подлинных намерений хозяев космодрома. В отличие от охотников (да
и то, вероятно, далеко не всех) проблемами внешнего «шика» они интересовались
чрезвычайно мало, благо других, более деловых проблем у них с избытком
хватало — тут уж не до «контрастов». Более того, едва ли не в каждый свой
последующий приезд на космодром я обнаруживал что-нибудь новое в его так
называемом бытовом секторе: новую гостиницу, новую столовую, новые зеленые
посадки (последнее в том климате осуществить, пожалуй, не проще, чем
построить многоэтажный дом). . Космодром строился.
149 . .Королев ходил по стартовой позиции и неторопливо рассказывал о сложной
системе устройств, окружающих, поддерживающих, питающих ракету до того
момента, когда она, отбросив в стороны все, привязывающее ее к Земле, уйдет
вверх.
Все это я уже видел ранее на бумаге, в чертежах. Но — я замечал это не раз
за годы работы в авиации — как ни представляй себе натуру по чертежам, как ни
напрягай свое пространственное воображение, а реальная, живая конструкция все
равно будет смотреться иначе. Особенно конструкция такого масштаба, как
стартовая позиция космодрома. Да еще с таким «гидом», как Королев! А он
выполнял добровольно взятые на себя функции гида с явной охотой. Рассказывал
— подробно, обстоятельно — не только о том, как действует то или иное
устройство, но и почему оно было сделано именно так, а не иначе. За железом он
видел концепции, видел идеи! Видимо, ему самому нравилось то, что он мне
показывал, и было по-инженерному приятно лишний раз полюбоваться на
хорошую, умную конструкцию — создание коллектива, руководимого
академиком (тогда еще будущим академиком) В. П. Барминым.
Королев ходил, немного наклонив по своей привычке голову, по бетонной
площадке козырька вокруг огромных металлических ферм, время от времени
дотрагивался до них, будто поглаживая рукой, и рассказывал.. Рассказывал, как
он это умел делать, словно бы и не рассказывая, а размышляя вслух. Думаю, что
в такие минуты личность слушателя была для него более или менее безразлична.
Мне просто повезло, что в тот день под рукой у него оказался я, а не кто-нибудь
другой.
Поначалу казалось даже, что, полностью погрузившись в обстановку этого
неторопливого разговора (вернее, монолога), Сергей Павлович просто давал себе
передышку после множества дел, закрутивших его в Москве, и перед отнюдь не
меньшим количеством дел, которые ждали его здесь, на космодроме. Но очень
быстро выяснилось, что это предположение не проходит. То, что я назвал
погружением в разговор, было только кажущимся. Почти не прерывая себя, Королев зорко смотрел на происходящее вокруг, время от времени кого-то
подзывал к себе, к кому-то подходил сам, что-то спрашивал, что-то поручал, —
словом, вел себя как хо-
150
зяин, вернувшийся после непродолжительного отсутствия в свое хозяйство (как
оно, в сущности, и было на самом деле).
Но при всех таких частых отвлечениях основную нить разговора ни на
минуту не терял. И это тоже было для него характерно. Столь частого в устах
многих рассказчиков вопроса: «Так на чем это я остановился?..» — от Королева я
не слышал никогда.
Говоря о заложенных в стартовой позиции идеях, он особенно подчеркнул
широкие возможности модификации всего пускового комплекса. И
действительно, по мере того как развивалась — а значит, вытягивалась вверх —
ракета-носитель, соответственно уходили ввысь и ажурные конструкции
стартового хозяйства.
Ракету вывозят из монтажно-испытательного корпуса.
Ночь. В конусе света от фары тепловоза мелкий пунктирный снежок. Мы
стоим у железнодорожной колеи с внешней стороны огромных, ангарных ворот
корпуса. Сейчас они раскрыты, развернулись в обе стороны от того, что раньше
называлось торцевой стеной МИКа, а сейчас превратилось в черный, многоэтажной высоты прямоугольник. Глухо пыхтят на малом газу дизеля
тепловоза, стоящего на самом срезе корпуса. Перед ним, как перед локомотивом
бронепоезда, груженная балластом платформа. За ним в темноте угадываются
очертания установщика с ракетой-носителем и космическим кораблем.
Во всем этом — полумраке, мелком снежке, даже в ритмичном пыхтении