Избранное в двух томах. Том II

Стрехнин Юрий Федорович

— Вы правы, господин майор, — поспешил согласиться с комендантом Белов. — Но ведь еще есть время. А главное — я твердо верю, что мы остановим русских!

— Да, да, конечно… — комендант, возможно, несколько смутился тем, что его подчиненный проявил больше веры в силу германского оружия, чем он сам. — Обстановка подскажет вам решение.

С каждым днем все нервознее вели себя сослуживцы Гедера: привыкшие к тыловой жизни, все они жаждали приказа об эвакуации, зная, что с каждым днем фронт на сколько-то километров

приближается к Щиграм. Двадцать пятого января стало известно, что русские уже полностью заняли Воронеж. Двадцать восьмого — что русские с юга и севера подошли вплотную к Касторной, окружив несколько немецких дивизий, пытавшихся удержать оборону западнее только что оставленного ими Воронежа.

«Наши вышли к Касторной!» — Саше с трудом удавалось скрыть свою радость от осточертевших ей гитлеровцев. А радость била в ней ключом: «Если наши вышли с юга к Касторной, значит, им остается совсем немного до Рогозцев. А может быть, Рогозцы уже и свободны? Как там мама, Ниночка, уцелели, нет ли?» Тревога о матери и о маленькой сестренке, о которых она не знала ничего вот уже полгода и ни на день не переставала беспокоиться, смешивалась с радостным предчувствием встречи с ними. Все эти полгода Саша жила со странным чувством недоступности и одновременно близости к родному дому: от Щигров до Рогозцов не очень далеко, всего какой-нибудь час езды на автомашине; но Саша, обязанная оставаться в роли жены Гедера, не имела права на риск.

Уже перестали ходить поезда. Через Щигры на запад тянулись обозы отступающих немецких частей, катились грузовики и санитарные машины, полные раненых. В комендатуре служба еще шла, но уже был получен приказ готовиться к эвакуации в любой момент.

Белов теперь целыми днями пропадал, оставляя Сашу одну.

Однажды он ушел, как это довольно часто случалось в последнее время, еще затемно, когда Саша спала. Лишь сквозь сон она слышала, как Андрей собирался, и, когда ушел, снова заснула. Но вскоре ее разбудил встревоженный шепот:

— Одевайтесь быстрее, Наташа!

Она открыла глаза. Белов стоял спиной к двери, плотно прижимая ее спиной:

— Нас выследили! В комендатуре еще никто не знает, уходите немедленно! — Он повернул ключ в двери, запирая ее. — Из гестапо могут явиться в любую минуту. Если начнут ломиться в дверь, я задержу. — Белов положил руку на кобуру. — А вы тогда в окно!

— А вы?

— Обо мне не беспокойтесь. Догоню.

Саша оделась мигом, всунула ноги в валенки, накинула пальто, шаль. Белов отступил от двери, открыл ее, выглянул:

— Кажется, пока спокойно.

Как ни в чем не бывало Саша прошла по коридору мимо хорошо знакомого ей дежурного, который разговаривал по телефону и не обратил на нее никакого внимания, мимо часового, который ежился на морозе у крыльца. Вдоль улицы мела поземка, словно подгоняя тянувшийся по дороге какой-то обоз, уходивший на запад,

медленно вращались облепленные снегом большие колеса грузных фур, запряженных крупными, толстоногими немецкими лошадьми. Пройдя немного по улице, Саша вскоре свернула в проулок.

Задворками, огородами она выбралась в поле и напрямик по нехоженому, рыхлому снегу, стараясь держаться подальше от всех дорог, пошла на восток. С Беловым у них заранее было условлено, что их пристанищем до прихода своих станет дом Сашиной тети, Натальи Ивановны, в Липовском. Та, конечно, не была предупреждена об этом. Но Саша была уверена, что тетя не откажет им в приюте.

С трудом пробираясь по глубокому снегу, под студеным ветром, скрытно, балками и перелесками, упорно шла Саша на восток в метельной белой полумгле.

Она шла и вслушивалась: не донесется ли сквозь посвист ветра гул артиллерии; может быть, наши уже совсем близко?

До Липовского добралась к ночи. Немцев там уже почти не осталось. Через село проходили последние из отступавших. В доме тети Саша стала ждать Белова: удастся ли ему дойти?

Опасения ее оказались напрасными. Белов пришел и принес с собой обе рации — ее и его. Развернув одну из них, они связались с командованием, доложили, где находятся, и получили указание ждать подхода своих.

На всякий случай, пока село еще не было освобождено, Белов оставался в немецкой форме.

С нетерпением с часу на час ждали они прихода наших. И все-таки получилось как-то неожиданно, когда в избу вдруг вошли несколько бойцов в полушубках, в запорошенных снегом шапках с родными пятиконечными звездочками.

— Товарищи! — с радостью бросилась к ним Саша. Но бойцы посмотрели на нее хмуро:

— Ты с немцем? Эй, фриц! Хенде хох!

— Не надо на меня ярость изливать, — улыбнулся Белов, — с удовольствием в плен своим сдамся.

— Какие мы тебе свои, фашист!

— Отведите нас к вашему командиру.

— Без тебя знаем, куда вести. Оружие есть? Сдавай!

Как ни пытались Белов и Саша объяснить, что они разведчики, бойцы не поверили им. А документы у Белова были только немецкие, на имя обер-лейтенанта Гедера.

Сашу и Белова доставили в штаб дивизии. Там их встретили сперва не очень приветливо, но потом, по просьбе Белова, пообещали сообщить о них в штаб фронта. Пока же оставили под охраной.

Каково же было удивление многих в штабе, когда спустя некоторое время они увидели задержанного «немца» в советской форме, со знаками различия капитана, а его спутницу — тоже в военном обмундировании, с треугольничками в петлицах воротника, означающими сержантское звание.

— Ой, хитра ты! — изумленно сказал Саше один из солдат, до этого охранявших ее. — Из немецкой в советскую обернулась.

— А чего мне оборачиваться? — ответила Саша. — Какой была, такая и есть.