Избранное в двух томах
Шрифт:
профессора В. П. Ветчинкина — ученого с мировым именем, ученика и
соратника Н. Е. Жуковского. Немало сделал Ветчинкин, в частности, и в близкой
нам области летных испытаний. Основанная им в 1918 году
444
«Летучая лаборатория» была едва ли не первой по-настоящему научной летно-исследовательской организацней в нашей стране.
Явившись к нам, Владимир Петрович сообщил, что за двадцать с лишним лет
до этого, в 1916 году, он успешно окончил курс обучения
«Фарман-4» и даже «Фарман-20». О «Фармане-20» профессор упомянул особо
многозначительно: по-видимому, в те времена «двадцатка» котировалась как
машина достаточно серьезная и требовавшая искусной руки пилота.
Покончив с воспоминаниями, Владимир Петрович заявил, что собирается. .
восстановить былые навыки — вновь научиться летать. Да, да, именно летать! Он
хочет лично проверить в воздухе некоторые возникшие у него новые мысли о
динамике возмущенного движения самолета.
Не знаю, уверовало ли начальство ЦАГИ в перспективность подобных
планов или просто не захотело обижать столь уважаемого человека отказом, но я
получил команду: учить Ветчинкина летать.
Придя к самолету, я застал своего «курсанта» уже в кабине. Он явился на
стоянку столь оперативно, что механика никто даже не успел предупредить об
этом. И — увы! — дело началось с недоразумения. Лаконичное сообщение
профессора, что он «пришел летать», механик истолковал в том смысле, что этот
подвижной, энергичный мужчина с воинственно торчащей бородкой, конечно, не
кто иной, как очередной представитель наших многочисленных городских и
сельских шефов, каковых полагалось время от времени катать на самолетах
(насколько я помню, шефство в основном этим и ограничивалось — картошку
они в то время копали сами). Действуя в соответствии с этой гипотезой, механик
помог Ветчинкину усесться в кабине, плотно подогнал ему привязные ремни, а
закончив эту процедуру, указал пальцем на рычаги и педали управления и с
благожелательной наставительностью сказал:
— Видишь, дед, тут разных штуковин понатыкано. Так смотри, как
полетишь, ничего не трогай! Держи руки на коленях и смотри себе по сторонам.
Выслушав механика, Владимир Петрович нахмурился и с профессорской
обстоятельностью ответил:
— К сожалению, это невозможно. Я специально прибыл сюда с целью все
трогать.
445 Мое появление на месте действия помогло восстановить взаимное
понимание, и мы отправились — как пишут в театральных афишах: «впервые по
возобновлении» — в воздух.
— Управление в полете у меня сомнений не вызывает, — сообщил после
посадки свои впечатления
посадке придется привыкать: очень уж посадочная скорость велика!
Учебный самолет У-2, на котором мы летали, садился при скорости около
шестидесяти километров в час. Даже придирчивые инспекторы ОРУДа не
считают эту скорость чрезмерной. Поэтому заявление Ветчинкина можно было
истолковать только как шутку. Элементарная вежливость не позволяла
реагировать на любую, пусть даже не очень, с моей точки зрения, удачную шутку
пожилого уважаемого человека ледяным молчанием. Поэтому я, симулируя
смешок, невнятно хмыкнул. И, как тут же выяснилось, хмыкнул зря.
— Напрасно вы смеетесь, Марк Лазаревич. У «Фармана-двадцатого»
посадочная скорость была тридцать километров в час, а у У-2 — шестьдесят.
Принимая, что воздействие на психическую сферу пилота пропорционально
квадрату скорости, получаем, что напряжение при посадке на У-2 в четыре раза
больше, чем на «Фармане-20»!
Арифметика была точная. Возражать не приходилось.
К этому времени многие ученые и инженеры, обучавшиеся в нашей «летной
школе» — М. В. Келдыш, М. А. Тайц, Н. С. Строев, Г. С. Калачев, В. А.
Котельников и другие, — уже вылетали на У-2 самостоятельно, без инструктора
на борту. Но Ветчинкин вряд ли всерьез собирался последовать их примеру. Да и
выставленные им мотивы — «собственноручная» проверка каких-то научных
идей в полете — выглядели, откровенно говоря, не очень убедительно. Скорее
всего этого большого ученого и уже далеко не молодого человека попросту
потянуло в воздух, всю притягательную силу которого он почувствовал еще в
молодости.
Отнестись к этому без понимания, симпатии и уважения было невозможно.
446
* * *
Летно-педагогический опыт, полученный мною В полетах с Владимиром
Петровичем Ветчинкиным, возымел продолжение лишь через несколько лет.
Конечно, и до и после этого мне не раз приходилось заниматься со своими
коллегами по отдельным проблемам методики летных испытаний, а также
«выпускать» профессионально летающих пилотов на новых для них типах
летательных аппаратов. Но то было совсем другое дело: от выпускающего в
подобных случаях только и требовалось, что несколько замечаний об основных
особенностях машины и рекомендуемых режимах полета. Это не была
инструкторская работа, так сказать, в чистом ее виде. Всерьез заняться ею мне
пришлось только в Школе.
Школы бывают разные.