Избранное в двух томах
Шрифт:
сложного фигурного пилотажа А. К. Пахомов и И. П. Полунин — самое лучшее, чем располагала наша вообще не бедная отличными кадрами авиация.
Не мудрено, что они очень быстро вылетели на самолетах МиГ-9 и Як-15 и
залетали на них так уверенно и чисто, будто уже долгое время ничем другим не
занимались.
Летчиков-реактивщиков сразу стало не два-три, как было в дни испытаний
опытных реактивных машин, и не пять, как потребовала малая серия, а более
двух
Сейчас такие цифры никого удивить не могут. Но перенеситесь мысленно в
то время, о котором идет рассказ, вспомните, как нелегко рождалась наша
реактивная авиация, и вы поймете, сколько удовлетворения доставило нам тогда
сознание, что «нашего полку прибыло».
Правда, соответственно прибавилось и работы.
Приходилось действовать даже не на два, а на все три фронта: облетывать
выходящие со сборки самолеты малой серии, инструктировать и выпускать
новых реактивщиков (львиную долю этой педагогической задачи принял на себя
Шиянов) и продолжать, испытания опытных образцов: их программа не была еще
завершена.
К этому времени мы, можно сказать, полностью сроднились с реактивными
самолетами, прониклись полным доверием к ним и чувствовали себя в их
кабинах как дома. Казалось, что все сюрпризы, на которые были способны наши
подопечные, уже преподнесены и ждать каких-либо новых шалостей с их
стороны не приходится.
Но недаром летчики почти всегда говорят не «самолет», а «машина» и
объясняют эту терминологическую склонность тем, что последнее выражение, будучи женского рода, точнее соответствует особенностям характера
упомянутого объекта.
. .Мне предстояло прогнать площадку с максимальной скоростью на высоте
не более тысячи метров. Время было уже осеннее, более или менее подходя-129
щую для полетов погоду и так выжидали иногда по нескольку дней — особенно
привередничать не приходилось. Поэтому, когда выдался день почти без дождей
и с ровной облачностью, начинавшейся на высоте около семисот метров над
землей, было решено прогнать эту, площадку на высоте шестисот метров.
Я, как обычно, взлетел, убрал шасси и закрылки и, не успев еще закончить
разворот в сторону нашей испытательной зоны, достиг заданной высоты.
Нависшие над самой головой облака сливались в мелькающую серую полосу.
Самолет быстро разгонялся.
Удар произошел внезапно.
Будто кто-то невидимый выхватил у меня ручку] управления и с силой
рванул руль высоты вверх, Задрожав так, что все перед моими глазами потеряло
привычную резкость очертаний (как выяснилось потом, при этом начисто
отвалились стрелки нескольких приборов), самолет вздыбился и метнулся в
облака, Я едва успел подумать: «Хорошо, что хоть не вниз!» За спинкой сиденья
в фюзеляже что-то трещало. Меня энергично прижимало то к одному, то к
другому борту кабины.
Левая рука рефлекторно потянула назад секторы оборотов. Шум двигателей
стих, и почти сразу после этого самолет с опущенным носом и левым креном
вывалился из облачности. Крен, правда, удалось сразу же без особых затруднений
убрать. Но с продольным управлением было плохо.
Ручку заклинило: несмотря на все мои усилия, она не отклонялась ни вперед, ни назад. Управлять подъемом, снижением и скоростью полета было нечем.
Худший из всех возможных в полете отказов — отказ управления!
Попытавшись, насколько было возможно, оглянуться и осмотреть хвост, я не
поверил своим глазам, С одной стороны горизонтальное оперение —
стабилизатор и руль высоты — находилось в каком-то странном, вывернутом
положении. С другой стороны — если это мне только не мерещится! — их не
было совсем! В довершение всего кабину начало заливать керосином из не
выдержавшей всех этих потрясений топливной системы. Для полноты
впечатления не хватало только пожара!
Оставалось одно — сбросить прозрачный фонарь
130
над головой я прыгать. Прыгать, пользуясь тем, что по счастливой случайности
скорость снизилась настолько, что наверняка позволяла выбраться из кабины.
Но дело обстояло сложнее, чем казалось с первого взгляда. Оставив машину, я обрек бы на гибель не только этот экземпляр. Еще чересчур свежо было
впечатление от происшедшей так недавно катастрофы Гринчика. Потеря — снова
по не до конца ясной причине — еще одного МиГ-9 поставила бы под большое
сомнение всю конструкцию первенца нашего реактивного самолетостроения.
Прежде чем бросать такую машину, следовало подумать. Подумать в течение
всех имевшихся в моем распоряжении емких, долгих, содержательных секунд.
Что, если попытаться поиграть тягой двигателей? При увеличении оборотов
нос должен подниматься, при уменьшении — опускаться.
Я попробовал, и, кажется, из этого что-то начало получаться! Во всяком
случае, действуя двигателями, удалось прекратить снижение и перевести самолет
в горизонтальный полет. Строго говоря, горизонтальной при этом являлась лишь
некая воображаемая средняя линия, относительно которой, как по невидимым
многометровым волнам, то всплывал, то проваливался мой многострадальный