Избранное

Носсак Ганс Эрих

— Давайте рассмотрим сперва один частный вопрос. Подсудимый утверждает, будто после того, как он подал жене пальто, они вместе ушли. Я привожу его собственные слова. На всех этапах следствия он повторял «вместе» и «ушли». А на напрашивающиеся сами собой вопросы следователя: «Куда ушли?» и что вообще значит это «ушли» — отвечал с удручающим однообразием: «Просто ушли». Согласно его утверждениям, «ушли» в Данном случае не означает даже, что они «ушли через входную дверь». А когда подсудимому объяснили, что входная дверь стояла настежь открытой и что это может засвидетельствовать полицейский, который много часов спустя встретил его и привел домой, подсудимый заявил, что это еще не есть доказательство. Да и на самом деле это не доказательство. Входную дверь за истекшее время мог открыть другой человек. Но кто?

Существование этого другого человека нельзя установить. Он не оставил ни следов, ни отпечатков пальцев, к примеру на медной ручке двери. Уголовная полиция не пожалела сил, чтобы найти этого другого человека. Прислуга здесь, во всяком случае, ни при чем, она все время спала в своей комнатушке на втором этаже, проснулась только тогда, когда подсудимый вернулся в сопровождении полицейского. Похоже, что он и впрямь покинул дом вместе с женой в большой спешке, он даже забыл закрыть дверь, кстати, и настольная лампа в гостиной не была выключена… А может, его жена убежала в другое время, до описываемого момента или после него. Вторая версия не лишена оснований из-за вопроса, который подсудимый задал полицейскому, наблюдавшему за ним на берегу озера. Полицейский выступит позже в качестве свидетеля. Он вообще появился на берегу озера только потому, что ему послышалось, будто там кто-то призывает на помощь. И он тут же спросил подсудимого: «Это вы звали?» На что подсудимый ответил: «Ну да. Вы видели мою жену?» Как рассказывает полицейский, вопрос этот был задан с явной тревогой в голосе. Сначала он счел подсудимого просто пьяным. Видимо, тот шатался. Только спустя некоторое время полицейский заподозрил, что, быть может, речь идет о совершенном преступлении. Все это произошло на рассвете, около четырех утра, то есть приблизительно часа через четыре после того, как, по уверению подсудимого, он покинул дом вместе со своей женой. Что случилось за эти четыре часа? Как подсудимый попал на берег озера? Что он там делал? — Председатель суда помолчал немного, чтобы поставленные вопросы дошли до сознания слушателей, а потом обратился непосредственно к подсудимому: — Мы знаем кое-что о ваших взглядах. Не дело суда разбираться в них. Но как бы ни отличалось ваше мироощущение от нашего, с одним вы должны согласиться: физически невозможно, чтобы живой человек исчез с лица земли, не оставив следа. Таким образом, существует альтернатива: либо с вашей женой случилось несчастье, либо она скрывается. Но в обоих случаях вы должны кое-что об этом знать. Ваше утверждение о том, что вы не располагаете необходимыми сведениями на этот счет, суд принять не может. Он придерживается иного мнения: своими сведениями вы не желаете делиться. Однако, может, вы предпочитаете, чтобы мы приняли третий вариант: сочли бы, что у вас был провал в памяти? Нередко человек теряет сознание на три-четыре часа, это, безусловно, не исключено; причины разные — длительный обморок или шок. Но тогда этим казусом должны заниматься столь презираемые вами психиатры. Суд был бы вынужден вызвать соответствующих экспертов. Если специалисты подтвердят, что вы не симулируете и что выпадение памяти у вас произошло вследствие определенного психического состояния, мы должны будем решить, в какой степени это спасает вас от ответственности… Да, я слушаю, господин адвокат, но я попросил бы вас быть по возможности кратким.

Адвокат хотел заявить протест против слова «ответственность». Речь об ответственности может идти, только если уже существует состав преступления, а это не касается его подзащитного.

— Хорошо, — согласился председатель суда, — по-видимому, я употребил неправильное выражение. Впрочем, ответственность несут также и за упущение. Но не в этом сейчас суть. Как бы мы ни крутили, главный вопрос все равно остается нерешенным, а именно вопрос о местонахождении жены подсудимого. Пусть у него был шок — будем придерживаться этого определения — и шок этот на много часов выключил его восприятие и его память, но не станет же он утверждать, будто исчезновение жены находится в прямой связи с этим выключением памяти.

— Как раз стану, — воскликнул подсудимый, к несказанному удивлению всех присутствующих.

— Что вы сказали? — переспросил председатель суда.

— Куда же девается человек, когда о нем перестают думать? Ведь это никто не знает.

— Стало

быть, человек перестает существовать, когда о нем забывают? Нет, для нас это слишком высокая материя.

— Быть может, он еще существует, но всем чужой и безымянный.

— И это относится к вашей жене тоже?

— Да, конечно. Все дело во мне.

— Гм. Другими словами, если вы уйдете из этого зала, может случиться, что я, существующий в данную минуту, так сказать, во плоти, потеряю всякую реальность только потому, что вы, на мое несчастье, меня забыли? И самое скверное, я потеряю свою земную оболочку не только для вас, но и для всех других людей, к примеру для моих коллег судей и для зрителей в этом зале? Не думаю, что жизнь моя до такой степени зыбкая.

— Но что я знаю о вас, господин председатель суда? — спросил подсудимый.

— Кое-что знаете. Знаете, что я судья и что меня сочли подходящей фигурой для ведения процесса.

— Этого недостаточно, извините. Правда, ваш вопрос меня смущает. Хотя не исключено, что он чисто юридический.

— Какой вопрос вы имеете в виду?

— Буду ли я думать о вас, покинув этот зал. Наверно, вы даже не столь заинтересованы в ответе. Но может быть, именно благодаря вашему вопросу я буду о вас думать, ибо вопрос этот относится к категории тех, что преследуют человека, впиваются ему в мозг. Зал суда для него слишком тесен, для такого вопроса не существует стен, он проникает сквозь все щели, сквозь окна и двери. Его могут даже уничтожить, но если хоть какая-то частичка уцелела, чуть заметный запашок, то ничто не ушло, он тут как тут, встал во весь рост.

— Ну хорошо, оставим в покое мою персону, — сказал председатель суда, улыбаясь. Потом он крикнул в зал: — Прошу соблюдать тишину. Суд ни за что не согласится признать, что исчезновение вашей жены может быть объяснено тем, что вы отключились. Это звучит абсурдно. И кроме того, самонадеянно, разрешите заметить. Впрочем, этого здесь нет смысла касаться. Я спрашиваю еще раз: где ваша жена?

— Не знаю, — ответил подсудимый.

— Почему она скрывается? И почему вы помогаете ей в этом?

— Кто сказал, что она скрывается?

— Пожалуйста, предоставляю вам слово, господин прокурор.

Прокурор заметил, что он, вероятно, в состоянии несколько освежить память подсудимого.

По его знаку служитель внес довольно объемистый пакет и положил его на стол, за которым сидели судьи; потом он развязал бечевку и расправил коричневую оберточную бумагу. Бумага была очень плотная, ее оказалось много; одному из судей пришлось даже поспешно отодвинуть в сторону карандаши и прочие письменные принадлежности, иначе они упали бы на пол.

— Я спрашивал вас некоторое время назад, подсудимый, — сказал прокурор, — сумеете ли вы опознать меховое пальто вашей жены. Не соизволите ли подойти ближе и сказать нам — не оно ли это?

Глаза всех присутствующих напряженно следили за каждым жестом подсудимого. Он подошел к столу и взглянул на шубку, которая лежала там сложенная. Провел по меху рукой, ласково и в то же время испытующе. Потом взял шубку и, держа ее за вешалку, поднял на уровень глаз. При этом бумага сползла со стола, но подсудимый не обратил на это внимания, он небрежно оттолкнул бумагу ногой. Его, видимо, интересовала подкладка; он вертел шубку во все стороны, даже залез в рукав. Наконец поднял глаза и спросил прокурора:

— Где вы ее обнаружили?

— Стало быть, вы опознали шубку? Она принадлежит вашей жене? — в свою очередь спросил прокурор.

— Да, конечно.

— Это то самое пальто, которое она надела в ночь исчезновения?

— А какое же еще? Но что все это значит?

— Мы хотели бы узнать это от вас.

— От меня? Но не я ведь нашел шубку.

— Да, но вы сказали раньше, что вашей жене шуба сейчас нужна самой.

— Разумеется, она ей нужна. Ведь…

— Что?

— Может быть, она купила себе другое меховое пальто. Хотя и это еще совсем хорошее.

— Разве у вашей жены было с собой так много денег, что она могла купить себе новую шубку?

— Много денег? При чем здесь деньги?

— А я-то думал, что меховое пальто не дают бесплатно. Или вы подозреваете, что есть человек, который заботится о вашей жене?

— Человек? Человек?

— Я просто высказываю предположение. Существует и другая возможность: пальто было потеряно.