Избранное
Шрифт:
В этот миг занавеска на дверях крайней комнаты шевельнулась, и показалась женская голова. Сянцзы в испуге отпрянул: женщина уж очень напоминала Хуню!
— Пришел искать Сяо Фуцзы, а нашел Хуню, — буркнул он про себя. — Вот уж действительно встретился с дьяволом!
— Входи, простофиля! — позвала женщина. Слава богу, хоть голос был другой: он походил на сиплый голос старого торговца снадобьями, которого Сянцзы часто видел на мосту Тяньцяо.
В комнате не было ничего, кроме маленького кана без циновки, под которым горел огонь. Воздух был спертый. На капе лежало старое одеяло, такое же засаленное, как кирпичи кана.
Женщине перевалило за сорок. Она сидела неумытая, с растрепанными волосами.
Сянцзы присел на кан: рост мешал ему говорить стоя.
Он был рад этой встрече. Сянцзы слышал, что в этом публичном доме есть женщина по прозвищу Грудастая. Наверняка это она. Сянцзы тут же, без обиняков спросил о Сяо Фуцзы. Вначале женщина не поняла, оком идет речь, но, когда он описал внешность Сяо Фуцзы, вспомнила:
— Да, да, знаю. Молоденькая такая. У нее еще всегда зубки блестели. Ну да, это Лакомый Кусочек.
Глаза Сянцзы загорелись гневом.
— Где ее комната?
— Ее? Так она давно умерла! Повесилась вон в том лесу!
— Что?!
— Когда Лакомый Кусочек пришла сюда, мы все ее полюбили. Но, видимо, эта жизнь оказалась ей не под силу, слишком уж она была хрупкой. Однажды, помню, сидели мы вечерком с другими женщинами у входа. Заявился какой-то гуляка и прошел прямо к ней в комнату. Она не любила сидеть вместе с нами. Раньше, когда она только появилась здесь, ее даже били за это. Но потом она стала известной, и ей разрешили оставаться у себя. Мужчины, которые к ней ходили, не хотели иметь дела с другими. Так вот, тот гуляка скоро вышел и отправился прямо в лес. А нам и невдомек! В комнату к ней никто не пошел. Скоро хозяйка начала собирать деньги. Зашла к ней и видит: у нее на кане лежит голый мужчина и дрыхнет. Он, оказывается, был пьян в дым. Лакомый Кусочек надела на себя его одежду и убежала. Вот хитрая! Если бы не темнота, ей бы нипочем не уйти. Но она вырядилась мужчиной и всех провела. Побежали за ней в лес, а она там висит на дереве. Сняли, да уже поздно. Язык чуть-чуть высунулся, но лицо совсем не страшное. Даже смерть ее не изуродовала. На нее и на мертвую приятно было смотреть. С тех пор прошло уже сколько месяцев, а в лесу все тихо — душа ее не пугает людей. Вот какая была добрая! Значит, я и говорю…
Сянцзы не дослушал. Пошатываясь, побрел он на кладбище. Здесь среди сосняка виднелось несколько могильных холмиков. Солнечные лучи, и без того тусклые, среди сосен совсем угасали. Сянцзы сел на землю. Трава была сухая, вокруг лежали сосновые шишки. Стояла тишина, и лишь на деревьях печально кричали сороки. Сянцзы знал, что Сяо Фуцзы похоронена не здесь, но слезы потоками лились из его глаз. Все кончено, земля украла у него даже Сяо Фуцзы! Он так стремился к счастью, и Сяо Фуцзы тоже. Но она наложила на себя руки, а ему остается лишь безутешно плакать. Ее тело в рогожке зарыли где-то на свалке. Вот и все, чего она достигла!
Вернувшись в контору, Сянцзы проспал два дня. Он не пойдет в дом Цао, даже не напомнит о себе! Господину Цао его не спасти!
Через два дня он вывез коляску. На сердце у него была тоска. Он больше ни во что не верил, ни на что не надеялся и готов был терпеть любые оскорбления. Лишь бы нажраться до отвала, а потом спать. Чего еще ему ждать? На что надеяться? Глядя, как тощая, с торчащими ребрами собака сидит около продавца бататов и дожидается, когда ей что-нибудь кинут, Сянцзы думал, что и сам он, как эта собака, мечтает только о том, как бы набить себе брюхо. Нет, лучше не думать! Жать кое-как, и все! И ни о чем не думать…
Перевод Е. Молчановой
ЗАПИСКИ О КОШАЧЬЕМ ГОРОДЕ
ОТ
Лао Шэ был вынужден не раз отрекаться от многих своих произведений, особенно от романа «Записки о Кошачьем городе» (1932–1933), созданного в традициях «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина или «Острова пингвинов» Франса. Отдельные страницы романа напоминают о западной просветительской литературе, например о Свифте. Сам же автор сближал свою книгу главным образом с «Первыми людьми на Луне» Уэллса. В этом сближении немало справедливого, поскольку действие «Записок» происходит на Марсе, куда прилетел герой романа — образованный и гуманный китаец, однако по социальной остроте «Записки о Кошачьем городе», пожалуй, превосходят произведение Уэллса. Стоит отметить также, что роман написан без восточных имен, которые часто затрудняют для русского или западного читателя восприятие литературы Востока.
В «Записках о Кошачьем городе» автора привлек специфический материал, касающийся главным образом отрицательных сторон китайской жизни. Например, эпизод с библиотекой является одновременно и сатирой на «культурную» политику чанкайшистов, и зорким предвидением, выросшим из наблюдений писателя над левацкими тенденциями:
«Войдя в ворота, я увидел на стенах множество свежих надписей: „Библиотечная революция“. Интересно, против кого она направлена? Размышляя об этом, я вдруг споткнулся о лежащего человека, который тотчас заорал: „Спасите!“
Рядом с ним валялось еще более десяти жертв, связанных по рукам и ногам. Едва я развязал их, как они улизнули — все, кроме одного, в которой я узнал молодого ученого. Это он звал на помощь.
— Что здесь происходит? — изумился я.
— Снова революция! На этот раз библиотечная.
— Против кого же она?
— Против библиотек…»
Когда рассказчик спрашивает ученого (заведующего библиотекой) о судьбе книг, тот отвечает, что «последняя книга была продана пятнадцать лет тому назад. Сейчас мы занимаемся перерегистрацией.
— Что же вы регистрируете, если книг нет?
— Дом, стены… Готовимся к новой революции, хотим превратить библиотеку в гостиницу и получать хотя бы небольшую арендную плату. Фактически здесь уже несколько раз квартировали солдаты…»
Именно за такие эпизоды, естественные для настоящего сатирика, разного рода демагоги впоследствии и стали травить писателя. На деле же Лао Шэ стремился помочь родине устранить деспотические порядки, а заодно и возможность их повторения. Он, конечно, не хотел, чтобы его прогнозы оправдались, но это все-таки произошло — в виде гонений на невинных, забвения интересов трудящихся и других подобных явлений в годы так называемой «культурной революции», жертвой которой пал и он сам.
В. Семанов
1
Межпланетный корабль разбился.
От моего старого школьного товарища, который больше полумесяца правил этим кораблем, осталось лишь нечто бесформенное. А я, видимо, жив. Как случилось, что я не погиб? Может быть, это знают волшебники, но не я.
Мы летели к Марсу. По расчетам моего покойного друга, наш корабль уже вошел в сферу притяжения Марса. Выходит, я достиг цели? Если это так, то душа моего друга может быть спокойной: ради чести оказаться первым китайцем на Марсе стоит и умереть! Но на Марс ли я попал? Могу лишь строить догадки, никаких доказательств у меня нет. Конечно, астроном определил бы, что это за планета, но я, к сожалению, понимаю в астрономии ничуть не больше, чем в древнеегипетских письменах. Друг, без сомнения, просветил бы меня… Увы! Мой добрый старый друг…