Избранное
Шрифт:
Петух. Расскажи сперва, что было у Евкрата, Микилл: какой приготовлен был ужин и все, что случилось во время пиршества. Не мешает тебе еще раз поужинать, воссоздавая, как бы в сновидении, вчерашний ужин и пережевывая воспоминания о съеденном вчера.
9. Микилл. Я боялся наскучить тебе, рассказывая еще и про это, но, если ты сам того хочешь, я готов сообщить. До вчерашнего дня, Пифагор, я ни разу за всю мою жизнь не бывал за столом у богатого человека. И вот вчера по какой-то счастливой случайности я встречаюсь с Евкратом. Я поздоровался с ним, назвав, по обыкновению, «господином», и хотел удалиться, чтобы не срамить его, следуя за ним в моем истертом плаще. А он говорит: «Микилл, я сегодня праздную день рождения дочери и пригласил к себе очень много друзей. Одному из них, говорят, нездоровится, и он не может поэтому ужинать с нами. Так помойся и приходи вместо него, если только этот гость не захочет сам прийти, потому что он еще колеблется». Выслушав это, я поклонился низко и пошел прочь, моля всех богов послать какую-нибудь лихорадку, колотье в боку или подагру на этого больного гостя, чье ложе
233
9. Я то и дело измерял глазами длину тени на часах… — Речь идет о солнечных часах.
10. У дверей дома застал я много других гостей: в их числе находился и тот, кого я должен был заместить за ужином и кто считался больным; его принесли на носилках четверо рабов, и видно было, что он чувствует себя прескверно: весь желтый и опухший, он кряхтел, кашлял и отхаркивался, так что всем было противно. На вид ему было лет шестьдесят, говорили, что это философ, один из тех, кто несет всякий вздор перед молодежью. Борода у него была как у настоящего козла и весьма нуждалась в помощи цирюльника. Когда Архибий, врач, спросил его, чего ради он в таком состоянии явился в гости, больной ответил: «Никто не должен изменять долгу, а в особенности человек, занимающийся философией, хотя бы тысячи недугов вставали на пути его: Евкрат ведь подумает, что я пренебрегаю им». — «Не подумает, — заметил я, — а, напротив, будет тебе благодарен за то, что ты захотел лучше умереть у себя дома, чем у него за столом выхаркнуть вместе с мокротой и душу». Тот из высокомерия сделал вид, будто не слышит моей насмешки. Немного времени спустя является, после омовения, Евкрат и, увидав Фесмополида, — так звали философа, — говорит: «Учитель, хорошо что ты сам ко мне пожаловал, хотя ты ничего бы не потерял, если бы и не пришел: все было бы немедленно послано тебе домой». И с этими словами Евкрат вошел в дом, ведя под руку Фесмополида, которого, кроме того, поддерживали еще и рабы.
11. Я уже собирался уходить, когда Евкрат обернулся и, заметив мой сумрачный вид, сказал после долгих колебаний: «Заходи и ты, Микилл, и поужинай с нами. Я велю сыну поесть с матерью на женской половине, чтобы и тебе было место за столом». Итак, я вошел, едва не оставшись как «волк с разинутой пастью». 234 Стыдно было только, что я как будто прогнал с пирушки сынка Евкрата. Когда пришло время возлечь, то прежде всего человек пять дюжих парней подняли и, клянусь Зевсом, не без труда возложили за стол Фесмополида, подоткнув под него со всех сторон подушки, чтобы он сохранял приличный вид и мог выдержать подольше. Затем, так как никто не решался возлечь рядом с ним, то ближайшее место отвели мне, так что мы оказались с ним сотрапезниками. Потом, Пифагор, мы принялись за ужин, за многочисленные и разнообразные кушанья, поданные на золоте и на серебре. Были тут и золотые кубки, и молодые, красивые прислужники, и музыканты, и шуты — вообще это было приятнейшее времяпрепровождение, и только, к безмерной моей досаде, Фесмополид надоедал мне, постоянно рассказывая о какой-то там добродетели, поучая, что два отрицания дают утверждение, что если есть «день», то нет «ночи» и будто у меня даже есть рога. 235 Вообще он без спросу приставал ко мне со множеством философских хитросплетений, портя мне удовольствие и мешая слушать игру на кифарах и пение. Вот каков был, петух, вчерашний ужин!
234
11. …как «волк с разинутой пастью». — Поговорка.
235
…и будто у меня даже есть рога. — См. «Разговоры в царстве мертвых» (I, 2 и коммент.).
Петух. Не из приятных, Микилл, особенно если жребий свел тебя с этим старым пустомелей.
12. Микилл. А теперь слушай, я расскажу тебе про сон. Мне грезилось, будто Евкрат бездетен и, не знаю отчего, умирает. И вот, призвав меня, он составил завещание, по которому наследником всего его имущества являлся я. Вскоре он умер, я же, вступив во владение, стал черпать золото и серебро большими ковшами, но сокровища не иссякали, а, напротив, притекали все снова и снова. И все остальное — платья, столы, кубки, прислуга, — все, разумеется, стало моим. Затем я начал выезжать на белой упряжке, развалясь, привлекая на себя все взоры и вызывая зависть встречных. Много народу бежало или скакало верхом впереди меня, а еще больше следовало позади. Я же, облачившись в платье Евкрата, нанизав на пальцы штук шестнадцать тяжелых перстней, отдавал приказы изготовить на славу блестящее угощение для приема гостей. Друзья, как это бывает во сне, оказались тут как тут; тотчас подали ужин, и начиналась уже дружная попойка. Так обстояло дело. Я пил из золотой чаши за здоровье каждого из присутствующих, и уже начали подносить к столу пирожное, как вдруг ты закричал не вовремя и смешал наше пиршество, опрокинул столы, а все мои богатства рассыпал и пустил по ветру… Ну что ты скажешь? Разве я не вправе был рассердиться на тебя? Ах, пусть бы еще три ночи кряду снился мне
13. Петух. Неужто ты так любишь золото и богатство, Микилл, что восхищаешься только ими и счастье видишь в том, чтобы иметь много денег?
Микилл. Не только я так думаю, Пифагор; ведь и ты сам, когда был Евфорбом, выходя на битву с ахейцами, перевязал свои кудри золотом и серебром — даже на войне, где больше пристало облачаться в железо, чем в золото. Однако ты и тогда находил нужным сражаться с золотою повязкой на волосах. И мне кажется, Гомер потому и сравнил твои кудри с харитами, что
златом и серебром были они перехвачены… 236И конечно, волосы казались гораздо красивее и приятнее, когда были перевиты золотом и соединяли с его блеском свой собственный. Впрочем, златокудрый, тебе — сыну Панфа, еще пристало ценить золото. Но сам отец людей и богов, сын Крона и Реи, влюбившись в ту деву из Арголиды и не находя, во что ему превратиться, чтобы прельстить и подкупить стражу Акрисия, — сделался золотом 237 и, пролившись сквозь кровлю, соединился с возлюбленной (ты, конечно, слыхал об этом). К чему же еще перечислять тебе, сколько пользы приносит золото, как оно делает красивыми, и умными, и сильными тех, у кого оно есть, как доставляет им честь и славу, как за короткое время превращает незаметных и неизвестных в славных и воспеваемых.
236
13. …«златом и серебром были они…» — «Илиада» (XVII, 52).
237
Но сам отец людей и богов… сделался золотом… — Зевс проник к Данае в виде золотого дождя (ср. «Разговоры богов», II, 1).
14. Ты ведь знаешь Симона, моего соседа и товарища по ремеслу? Еще недавно он ужинал у меня, когда я во время праздника кроний варил протертые овощи, подбросив два куска колбасы?
Петух. Как не знать этого курносого коротышку: он стащил тогда после ужина и унес под мышкой глиняную чашку — единственную, что была у нас. Я сам это видел, Микилл.
Микилл. Значит, это он ее украл; а потом клялся всеми богами, что не виновен. Что же ты не крикнул мне тогда, петух, если видел, как нас обкрадывают?
Петух. Я кричал кукареку — все, что я мог тогда сделать. Но что же случилось с Симоном? Ты как будто хотел о нем рассказать.
Микилл. Был у него двоюродный брат, чрезвычайно богатый, — по имени Дримил. При жизни он ни обола не дал Симону. Как же! Дримил и сам-то боялся тронуть свои сокровища. Но так как он недавно умер, то все по закону принадлежит Симону, и теперь этот оборванец, вылизывавший чужие блюда, весело разгуливает, облеченный в багрец и пурпур, имеет рабов, выезд, золотые кубки, столы на ножках слоновой кости; все ему низко кланяются, а на нас он и не глядит больше. Недавно, увидев, что он идет мне навстречу, я сказал: «Здравствуй, Симон», — а он с досадой ответил: «Прикажите этому нищему не преуменьшать моего имени: меня зовут не Симоном, а Симонидом». 238 А главное, женщины уже влюбляются в него, а он ломается перед ними и глядит свысока: одних допускает до себя и оказывает им милости, другие же, отвергнутые им, грозят повеситься с отчаяния. Вот видишь, источником скольких благ является золото, раз оно даже уродов превращает в красавцев и делает их достойными любви, словно воспетый в поэмах пояс Афродиты. 239 Ты слыхал у поэтов:
238
14. «…меня зовут не Симоном, а Симонидом». — Богатые выскочки любили подобные изменения своих имен на аристократический манер.
239
…словно воспетый в поэмах пояс Афродиты. — См. «Илиада» (XIV, 214-215).
или еще:
Одно лишь злато над людьми имеет власть.Но что ж ты усмехнулся, петух, над моим словом?
15. Петух. Ты, Микилл, по своему невежеству, заблуждаешься насчет богатых так же, как большинство людей. Будь уверен, они живут гораздо более жалкою жизнью, чем ты. Говорю тебе это потому, что я часто бывал и бедняком и богачом и всякую жизнь испытал. Пройдет немного времени, и ты сам все узнаешь.
240
«О золото, желанный гость»… — Стих из недошедшей трагедии Еврипида «Беллерофонт».
Микилл. Видит Зевс, пора наконец и тебе рассказать, как это ты превращался и что повидал в каждой из твоих жизней.
Петух. Слушай же. Но прежде узнай, что я еще не видал человека, который жил бы счастливее тебя.
Микилл. Меня, петух? Тебе бы так счастливо жить! Ты сам доведешь меня до того, что я обругаю тебя. Однако рассказывай, начиная с Евфорба, как ты превратился в Пифагора, и дальше по порядку вплоть до петуха. Ты, наверное, многое видел и испытал в своих многообразных жизнях.