Избранное

Лукиан

27. Петух. Долгий ты затеваешь разговор, и не ко времени он сейчас будет. Впрочем, вот самое главное: не было среди всех этих существ никого, чья жизнь показалось бы мне более суетной, чем жизнь человека, так как каждый ограничивается лишь естественными влечениями и потребностями. Ведь среди животных ты никогда не встретишь коня-откупщика, лягушку-доносчицу, галку-софиста, комара-кулинара, петуха-распутника или что-нибудь еще в этом роде, из того, что вы выдумали.

28. Микилл.

Все это, может быть, и правда, петух. Но я не постесняюсь сказать тебе, что со мной происходит: я еще не могу отучиться от желания стать богатым, которое питал с детства. Напротив, мой сон все еще стоит перед моими глазами, показывая мне груды золота, а главное — у меня просто дух захватывает при мыслях о проклятом Симоне, который роскошествует среди всяких благ.

Петух. Я тебя вылечу, Микилл. Покуда на дворе еще ночь, вставай и следуй за мною. Я отведу тебя к этому Симону и к домам других богачей, чтобы ты посмотрел, что у них делается.

Микилл. Да как же, когда двери везде на запоре? Ведь не заставишь же ты меня подкапываться под стены?

Петух. Ни в каком случае. Но Гермес, которому я посвящен, наделил меня исключительной способностью: самое длинное перо в моем хвосте загибающееся, настолько оно мягкое…

Микилл. У тебя два таких пера.

Петух. Правое из них… Так вот, тот, кто с моего разрешения его вытащит и будет держать при себе, пока я этого хочу, сможет открыть любую дверь и все видеть, сам оставаясь невидимым.

Микилл. Ты скрыл от меня, петух, что ты — тоже волшебник. Дай мне только на один раз твое перо, и ты увидишь, что немного погодя все имущество Симона будет перетащено сюда. Я все вынесу, проникнув к нему тайком, а он снова будет тянуть и перегрызать дратву.

Петух. Нет, так не полагается! Гермес повелел: если кто-нибудь, владея пером, совершит нечто подобное, — я обязан закричать и уличить его в воровстве.

Микилл. Невероятные ты говоришь вещи: чтобы Гермес, сам будучи вором, стал запрещать другим заняться тем же делом… Но все же пойдем. Я воздержусь от золота, если смогу.

Петух. Сперва выдерни, Микилл, перо… Но что ты делаешь? Ты оба выдернул!

Микилл. Так оно будет надежнее, петух, да и тебя это меньше обезобразит: нехорошо, если ты останешься с хвостом, изуродованным с одной стороны.

29. Петух. Допустим. Куда же мы сперва пойдем? К Симону или к какому-нибудь другому богачу?

Микилл. Ни к кому другому, только к Симону, который, разбогатев, почитает себя достойным носить имя уже не в два слога, а в целых три. Ну, вот мы и у дверей. Что же мне теперь делать?

Петух. Прикоснись пером к запору.

Микилл. Готово! О Гермес! Двери распахнулись, будто их ключом отперли.

Петух. Иди же вперед. Видишь? Вот он сидит,

не спит и что-то считает.

Микилл. О Зевс, действительно Симон сидит перед тусклой светильней, в которой не хватает масла. Но какой он желтый, иссохший, исхудавший — наверное, от забот, петух: ведь, говорят, ничем он не болен.

Петух. Послушай, что он говорит, и узнаешь, почему он в таком состоянии.

Симон. Итак, те семьдесят талантов, зарытые под моей постелью, в полной безопасности, и решительно никто их не видел; что касается шестнадцати, то, должно быть, конюх Сосил подсмотрел, как я их прятал под яслями: то-то он и вертится все время около конюшни, хотя раньше совсем не был старательным и трудолюбивым. Раскрадено, кажется, у меня еще того больше. Иначе откуда бы взялись деньги у Тибия, чтобы покупать вчера, как рассказывают, таких огромных соленых рыб или дарить жене серьги, стоящие целых пять драхм? Мои они денежки проматывают, злосчастный я человек! Опять же чаши — их так много — хранятся у меня в ненадежном месте. Боюсь, как бы кто-нибудь не подкопался под стену и не украл их. Сколько людей мне завидует и замышляет недоброе, а больше всех сосед Микилл.

Микилл. Слышит Зевс, правильно: потому что я не хуже тебя и, уходя, тоже унесу блюдо за пазухой.

Петух. Тише, Микилл! Не выдавай нашего присутствия!

Симон. Лучше всего не спать и самому все сторожить. Встану и обойду кругом дом… Ты кто такой? Стой! Попался, разбойник!.. Зевс! Оказывается, ты — столб; ну, хорошо! Дай-ка я откопаю мои деньги и пересчитаю снова: не ошибся ли я третьего дня… Вот… снова стукнул кто-то… Наверное, ко мне идут… Я в осаде, все против меня… Где мой кинжал?.. Если мне кто-нибудь попадется… Схороню снова деньги.

30. Петух. Вот как обстоят, Микилл, дела Симона! Что ж? Пойдем к кому-нибудь другому, пока еще остается у нас немного ночного времени.

Микилл. Несчастный! Что за жизнь Симон ведет! Пусть врагам моим достанется такое богатство. Но мне хочется дать ему по уху, прежде чем уйти.

Симон. Кто меня ударил? Грабят! Беда!

Микилл. Вопи! Не знай сна и стань таким же желтым, как золото, с которым ты сплавился. А мы, если ты согласен, пойдем к Гнифону, ростовщику. Неподалеку он живет… Ну вот: и эта дверь для нас открыта.

31. Петух. Видишь, и этот не спит от забот, высчитывая проценты на иссохших пальцах. А спустя немного придется ему все это оставить и сделаться молью, комаром или песьей мухой.

Микилл. Вижу жалкого и глупого человека, который уж и сейчас живет немногим лучше моли или комара: и он тоже весь исчах от своих расчетов… Пойдем к другому!

32. Петух. Не хочешь ли к твоему Евкрату? Смотри-ка: и эта дверь открыта. Войдем же.