Избранное
Шрифт:
Я сказал это Пьеретто, когда он зашел ко мне в комнату.
— Ты можешь мне объяснить, что мы делаем в этом доме? — сказал я ему, куря последнюю сигарету. — Эти люди нам не компания. У них есть деньги, есть друзья, есть возможность бездельничать круглый год. Где это видано, чтобы ели за столом, усыпанным цветами? Весь этот шик и блеск не для нас. Нам лучше на винограднике Ореста, на болоте. Орест это сразу понял…
— Однако Габриэлла тебе нравится, — перебив меня, бесстрастно сказал Пьеретто.
— Габриэлла?
— Вот увидишь, Орест вернется, — опять перебил меня Пьеретто.
— Надеюсь. Мы завтра же…
— Не кричи, — сказал Пьеретто. — Меня отсюда силком не вытащишь. Уж больно занятно смотреть на эту комедию… Интересно, долго ли она будет продолжаться.
Тут мы заговорили о Поли, о его странной судьбе — о том, что у него просто дар выводить из себя женщин.
— Ну и тип, — говорил Пьеретто. — Ему бы надо стать отшельником. Он рожден для того, чтобы жить в келье, только не знает этого.
— Я бы не сказал. Женщин он умеет выбирать.
— Ну и что? В том-то и беда. Они допекают его, как фурии.
— Что же, он на это идет. Как-никак, Габриэлла его жена. Не ты же спишь с ней.
Тут Пьеретто посмотрел на меня на свой манер, с таким видом, как будто я сморозил что-то смешное и нелепое, и сказал:
— До чего ты глуп. Габриэлла не спит с Поли. Это всякому ясно. Где твои глаза?
Он насладился моим изумлением и продолжал:
— Ни он, ни она об этом и не думают. Я не знаю даже, почему они живут вместе.
Он с минуту помолчал и добавил:
— Впрочем, может быть, они даже не задаются вопросом, почему они живут вместе.
Спалось мне хорошо — постель была мягкая, пуховая. К тому же в течение многих дней мы спали втроем в одной комнате, а тут я был один и от этого проснулся свежий и как бы проясневший, точно небо, которое я утром приветствовал из окна. Все уже пробудилось, ожило, все дышало росной свежестью, и солнце, заливавшее равнину, которая виднелась внизу, за соснами, убедило меня, что вокруг раздолье и что мы славно проведем время в Греппо — полюбуемся лесами и полями, поболтаем, подурачимся, всем телом вберем в себя очарование этого царства. Нас ждали буераки, полянки, длинные дни, заполненные прогулками, ждал грот Габриэллы, куда мы собирались еще раз сходить.
Было еще утро, когда, трезвоня, как почтальон, велосипедным звонком, приехал Орест вместе с Пиноттой, ходившей за покупками к Двум Мостам. Самое забавное, что он действительно привез почту — открытки для нас с Пьеретто, и Габриэлла крикнула ему из окна:
— Если это нужно для того, чтобы вы бывали у нас, я скажу всем моим друзьям, чтобы они писали мне.
Мы вместе с ней вошли в гостиную и посидели там в ожидании Поли. Орест с веселым видом рассказал нам, что видел стан птиц и слышал хлопанье крыльев и писк, предвещавшие охотничий сезон.
— Неужели вы так кровожадны, Орест? — воскликнула Габриэлла. — Послушайте, — сказала она, — не лучше ли нам звать друг друга по имени? Ведь для того и приезжают в деревню, чтобы освободиться от условностей, правда?
Орест вернулся к охоте и сказал, что Поли не должен спать так поздно. Летом на охоту ходят спозаранок, еще до рассвета, чем скорее привыкнешь вставать в это время…
— Только не с собаками, — вскричала Габриэлла, — для собак это плохо. Роса притупляет им нюх. — Она рассмеялась в лицо ошеломленному Оресту. — Вы этого не знаете… Девочкой я проводила лето в Бренте, среди охотников за жаворонками. Там только и были слышны выстрелы и лай собак…
— А где старый пес Рокко? — бросил Орест.
— Наверное, сдох, — сказала она. — Спросите у Поли. Кстати, Поли не хочет больше убивать животных. Он вам не говорил?
Орест вопросительно посмотрел на нее.
— Ему это уже не по душе, — объяснила Габриэлла. — Это не согласуется с новой жизнью, которую он начал. — Она улыбнулась. — Но бифштексы он ест…
— Я так и подозревал, — фыркнул Пьеретто.
Орест не понимал, почему мы развеселились, и с заинтригованным видом смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.
— Вчера вечером мы говорили о Поли, — объяснила Габриэлла. — Вы непременно должны остаться с нами. Здесь все разыгрывается к ночи.
Немного погодя Габриэлла исчезла. Мы побродили по комнатам, прилегающим к веранде, — там были книги, старые книги в переплетах, карточные столики, биллиард. Мне нравился зеленый свет, сочившийся в окна сквозь ветви сосен. В одном уголке я нашел романы, иллюстрированные журналы и рабочую корзиночку Габриэллы. Из кухни доносился приглушенный стук. Я еще не видел садовника.
— У тебя столько земли, — сказал Пьеретто Поли, — почему бы тебе не пахать ее?
Поли ответил на это только смутной улыбкой, а Орест сказал:
— Это не для него. Он не попользуется ею даже для охоты. Кончится тем, что его отец все продаст.
— А зачем ему пахать землю? — спросил я Пьеретто, подняв глаза от журнала.
— Человек, переживающий душевный кризис, всегда пашет землю, — сказал Пьеретто. — Это наша общая мать, и она никогда не обманывает своих детей. Ты бы должен был это знать.
— Но как бы то ни было, — проговорил Поли, — в сентябре вы сможете устроить здесь облаву.
Никто ничего не сказал. Я подумал, что до сентября осталось каких-нибудь десять дней, и спросил себя, удобно ли здесь жить все это время. Вроде бы подразумевалось, что мы останемся. Я ничего не сказал и снова открыл журнал.
К завтраку Габриэлла спустилась в халате, и от нее пахло солнцем. Она села в углу, затененном опущенными жалюзи, и, смеясь, опять завела с Орестом разговор об охоте.