Избранное
Шрифт:
Когда он проходил по Верхним выселкам, над его головой отворилось окно.
— Здравствуй, Красавчик!
Он поднял глаза и увидел Эрнестину с аккуратно уложенными кудряшками и в праздничном наряде — в белой шелковой блузке и красной безрукавке.
— Здравствуй, — ответил он.
— А у меня как раз кофе варится, — сказала Эрнестина. — Может, зайдешь?
Он вошел в ворота, в которые каждое утро въезжал на грузовичке, собирая молоко. Эрнестина выбежала на крылечко встретить его. В кухне никого не было.
— Что, разве мужа дома нет?
— Нынче у него на
Он сел на скамью. Совсем близко от него Эрнестина варила на плите кофе, по капельке подливая кипятку в кофейник. Как очаровательна молодая миловидная женщина, когда она деловито хозяйничает на кухне. Она снует туда-сюда, быстрыми уверенными движениями берет то одно, то другое из знакомой до мелочей утвари; платье ее колышется, шелестит, задевая за ножки столов и шкафы, особенно трогательно шуршат шерстяные платья. Мужчина сидит, смотрит и думает, что стоит ему слово сказать, и это ласковое существо, что хлопочет сейчас ради него, скользнет к нему в объятия, но он молчит, он длит сладость ожидания. Красавчик обычно был чувствителен к такого рода незатейливым утехам. Но сейчас его мысли были далеко.
— Так ты, значит, теперь с Пьереттой гуляешь? — спросила Эрнестина.
— Что ты глупости говоришь!
— Я сама видела, как вы с горы спускались.
— Ну и что тут такого? Пьеретта Амабль — хороший товарищ.
Эрнестина подала на стол кофе и села на скамью рядом с гостем. Он молча выпил чашку, потом подошел к окну и, облокотившись на подоконник, стал смотреть на обвитые плющом развалины и миссионерский крест. Во дворе шел яростный петушиный бой. Два петуха, взлетая одновременно вверх, наносили друг другу бешеные удары и клювом и шпорами; в воздухе кружилось облако пыли и выщипанные перья; потом противники падали камнем на землю один против другого, подстерегали, хитрили, старались выклевать друг другу глаза. К окну подошла Эрнестина и облокотилась на подоконник рядом с Красавчиком. Вдруг один из петухов оставил поле боя, но удалялся он не спеша, степенным шагом, пытаясь сохранить достоинство.
— Удирает! — сказал Красавчик.
— Ну и драчуны эти петухи, чисто мужчины! — сказала Эрнестина.
Она не кормила как следует свою птицу. Жюстен был неважным хлеборобом, и в хозяйстве вечно не хватало зерна. Но Эрнестина не запирала свою живность, и куры ее бегали на воле, отыскивая себе пропитание в полях, на пастбище и даже в лесу. Неслись куры плохо, а петухи стали тощие, жилистые, сухопарые. Случалось, что какая-нибудь исчезнувшая курица, которую не видели несколько недель и уже считали погибшей в когтях ястреба, вдруг появлялась во дворе и за ней стайкой бежали цыплята, вылупившиеся в лесу. С каждым годом петухи становились все воинственнее, взлетали все выше, все стремительнее. В Гранж-о-Ване дичала даже домашняя птица.
Перелетев через каменный крест, с кудахтаньем, с шумом на землю опустилась стайка молоденьких кур — видимо, их вспугнул какой-нибудь хищный зверек. У этих кур были какие-то странные крапинки на перьях.
— Смотри, настоящие фазаны! — сказал Красавчик.
— А хорошенькие, правда? — воскликнула Эрнестина.
В противоположность
— Говорят, когда куры забредают в лес, их топчут фазаны.
Она стояла вплотную к нему, прижимаясь грудью к его плечу. Он отстранился.
— Больше не хочешь? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Так я и знала, что тебе все только забава.
— Я ведь тебе ничего не обещал, — сказал он.
— Не оправдывайся, — сказала она.
Он повернулся к ней и улыбнулся, чуть прищурив глаза, что придавало его взгляду выражение ласковой насмешки.
— Я не сержусь на тебя, — сказала она.
Отойдя от него, она села на прежнее место. Он сел напротив нее и положил обе ладони на стол. Она прикрыла его руки своими.
— А все-таки я тебя люблю. Очень люблю, — сказала она.
Приняв руки, она встала и выразительно взглянула на него. Он отвел глаза и, взяв лежащий под рукой нож, воткнул его в трещину стола. Эрнестина подошла к буфету.
— Выпьешь рюмочку? — спросила она.
— Не откажусь.
Она налила ему стаканчик виноградной водки. Он закурил сигарету.
— А меня что ж не угостишь? — спросила Эрнестина.
— Не люблю, когда женщины курят.
— А Пьеретта курит.
— Ну, это дело другое, — заявил он.
— Ты влюбился в нее, — сказала Эрнестина.
Он вскинул на нее глаза.
— Ты так думаешь?
— А ты, что ж, сам не знаешь?
— Не знаю, — ответил он.
— Скоро узнаешь, — прошептала Эрнестина.
Он поднялся.
— Ну прощай, — сказал он и, охватив ладонями ее лицо, крепко поцеловал в губы. Потом вышел и направился к дому Амаблей.
Вскоре собрались все: старуха Адель и Раймонда Миньо, толстый Жан и маленький Роже. Напились кофе со сдобными булками. Потом мужчины налили себе в теплые еще чашки виноградной водки — каждый сколько хотел. Говорили мало. Всем было как-то невесело.
В пять часов вечера Пьеретта стала собираться домой, Жан предложил довезти ее до Клюзо на своем мотоцикле.
— Поезжай, Пьеретта. Бомаск и без тебя найдет дорогу в горах, — сказала старуха Адель.
— Ноги у него длинные, — подхватила Раймонда, — один он скорее дойдет, не надо будет тебя поджидать.
— Ну конечно, — сказал племяннице старик Амабль. — Поезжай лучше на мотоцикле, все маленько подольше здесь посидишь, с сыном побудешь.
Пьеретта положила руку на плечо Красавчику.
— Нет, — сказала она, — я пойду пешком с моим другом.
И почти тотчас же они отправились.
Лишь только деревня скрылась из виду, Красавчик взял Пьеретту под руку.
— Оставь! — сказала она.
Он прошел вперед, и так как дорога становилась все уже и нельзя было идти рядом, то он и не стал возобновлять своих попыток.
3
Сначала они шли тропинкой, которая вилась по горе через пастбища до сосновой рощи, потом, петляя, спускалась к лесу и углублялась в него как раз в том месте, где они утром видели лису.