Избранное
Шрифт:
Явление
первое
Герцогиня, Розетта.
Париж. Роскошная спальня времен Людовика XVI. На стенах — большие фамильные портреты. Полдень.
герцогиня (завершая туалет перед выходом, смотрится в зеркало и налепляет мушку). Нет, Розетта, небрежность этого врача просто непостижима!
розетта. Да, больше часа.
герцогиня. Вернее, пытался сердиться, но не смог.
РОЗЕТТА. Он только что прислал своего скорохода с двумя букетами.
герцогиня. Но сам не явился. Очень мило! Я еду верхом. розетта. Господин Троншен запретил вашей светлости верховые прогулки.
герцогиня. Но они мне необходимы: я больна. розетта. Поэтому вам и нельзя садиться в седло. герцогиня. Тогда я напишу кавалеру и пожурю его.
розе гта. Господин Троншен запретил вашей светлости утомляться и держать голову в наклон.
герцогиня. Что ж, тогда я займусь пением. Откройте клавесин, мадемуазель.
розетта. Ах боже мой, осмелюсь напомнить вашей светлости, что господин Троншен запретил вам петь.
герцогиня (топая ногой). Значит, я снова лягу: мне же ничего нельзя делать. Впрочем, лучше почитаю. Нет, почитай мне сама. А я прилягу на софу — у меня кружится голова, я задыхаюсь. Не знаю, что со мной.
розетта (доставая книги). Вот «Эстелла» Флориана. А это «Избранные речи» Боссюэ.
герцогиня. Читай, что хочешь.
розетта (читает). «Каждое утро, с зарей, Неморен отправлялся собирать васильки, которые Эстелла... которые Эстелла так охотно вплетала в свои длинные черные косы». (Откладывает книгу.)
герцогиня. Какой все-таки кавалер капризник! Он требует, чтобы я больше не смела носить корсет со стальными планшетками, как будто без него можно выйти из дому!.. Читай же, читай.
розетта (продолжая читать, но уже не Флориана, а Боссюэ). «И если мне вслед за остальными дозволено будет воздать последний долг вашему праху, о принц, достойный предмет нашей хвалы и скорби, я навеки сберегу ваш образ в своей памяти».
герцогиня. Не понимаю, почему его до сих пор нет. Как он был вчера хорош с бриллиантами на эполетах!
розетта (продолжая). «Счастье мое, если, уведомленный сединами, что вскоре предстоит мне отчитаться в том, как управлял я своей паствой, я окажусь еще в силах посвятить своему стаду...» Посвятить стаду? Как забавно!.. «...Своему стаду, которое обязан питать божественным глаголом, звуки слабеющего голоса и...»
герцогиня. Отныне он мальтийский командор. Если б не обет, он, пожалуй, женился бы.
розетта. Ну уж нет, ваша светлость! герцогиня. Читай, читай, я слушаю.
розетта (продолжая). «...и угасающего пыла...». Ах, все эти пастухи и стада такие скучные! (Бросает книгу.) герцогиня. Как ты думаешь, он женился бы? Скажи, женился бы? розетта. Только с позволения вашей светлости.
герцогиня. И я дала бы ему позволение, женись он так же, как герцог на мне... Увы, в какой век мы живем! Я замужем, а мой супруг не бывает у меня. Можешь ты это понять? Можешь объяснить, почему я должна уважать, бояться, любить, как господа всевышнего, незнакомого мне человека, своего повелителя, которого не вижу и который не думает обо мне? Я обязана его чтить, обязана прятать от него свою тайну, а он не снисходит даже до того, чтобы шпионить за мной, и лишь издалека позволяет мне носить его титул, как владелец дает свое имя заброшенному поместью. розетта. Ваша светлость, у меня есть брат фермер, богатый фермер в Нормандии. Так он всегда твердит: кто не возделывает землю, тот не имеет права ни на цветы, ни на урожай с нее.
герцогиня (высокомерно). О чем это вы, мадемуазель? Принесите мои часы из шкатулки. (На мгновение задумывается.) На первый взгляд твои слова лишены всякого смысла. Но, подумав, я нахожу, что они могут далеко завести, если руководствоваться ими в политике. Дай-ка мне флакон — у меня какая-то слабость... Ах, если бы два года назад, в монастыре, добрые сестры объяснили мне, что значит быть замужем, я, наверно, проплакала бы целую ночь, а потом приняла бы решение либо стать аббатисой, либо выйти только за человека, который меня любит. Правда, это не был бы кавалер; поэтому...
розетта. Поэтому, может, и к лучшему, что мир устроен так, а не иначе.
герцогиня. Но пока он устроен так, Розетта, я не знаю, как жить дальше. Я, правда, тверда в правилах веры, но на каждой исповеди обещаю порвать с кавалером, а слово сдержать не в силах. По чести сказать, я не думаю, что аббат на это рассчитывает и всерьез этого требует, но получается — я обманываю бога. И почему надо жить, стыдясь себя и вечно тревожась, блюдя для проформы священные установления и на глазах у всех попирая их? Я совсем потеряла голову и способна лишь на одно: любить того, кого люблю. К тому же я вижу, что никто меня за это не осуждает. розетта. Ах господи, да за что же осуждать вашу светлость? Напротив, я убеждена: все только радуются, что вы так любите друг друга. герцогиня. Ты находишь?
розетта. Это видно по дружеским улыбкам, которыми встречают вашу светлость, когда вы идете об руку с кавалером. Вас всюду приглашают вдвоем. Обе ваши семьи принимают его с таким радушием...
герцогиня (вздыхая). Да, но здесь он не у себя... Увы, такая любовь почитается величайшим счастьем на свете, и все же никто не осмелится пожелать подобного счастья своей дочери. (Задумывается.) Своей дочери! Эти слова приводят меня в трепет. Разве счастлива та, кто чувствует, что, родив дитя, будет умирать от стыда; что снисходительность и внимание света мгновенно сменятся презрением и холодностью; что женщины, извиняющие влюбленную, закроют свои двери перед матерью; что те, кто прощает мне измену мужу, не простят измену его имени, ибо уважать полагается только имя, которое держит вас в оковах и висит у вас над головой, как меч. Кем бы ни был для вас его носитель — всем или пустым звуком,— это имя начертано на вашем рабском ошейнике и под ним: «Я принадлежу такому-то».
РОЗЕТТА. Неужели с вашей светлостью обойдутся так жестоко? Вас же всюду любят.
герцогиня. Даже если со мной будут мягки, я сама осужу себя и, поверь, осужу сурово. Я не посмею не то что поднять глаза на свою мать, но и взглянуть на себя, оставшись одна. Нет, не посмею.
розетта. О господи, ваша светлость пугает меня!
герцогиня. Довольно. Мы слишком много говорим об этом, мадемуазель, хоть я сама не понимаю, отчего так получается. Я не героиня романа и не покончу с собой, но, разумеется, навсегда похороню себя в монастыре.