Избранное
Шрифт:
Троншен встает.
Напишите всю правду, какую можете и должны мне открыть. Я вскорости пришлю за вашей запиской. Вот перо. Возможно, то, что вы напишете, станет для меня приговором, но я нисколько на вас не посетую. (Протягивает ему руку, доктор целует ее.) Ваше решение — суд божий. Я так несчастна! (Быстро уходит.)
Явление
четвертое
Троншен, один.
троншен (садится, пишет, останавливается и перечитывает написанное). Бесплодная людская наука способна лишь на одно: вытеснять одну боль другою, еще более острой. Беспокойство и бессонницу
Явление
пятое
Троншен, Розетта. розетта. Сударь, я пришла за...
троншен (протягивая записку). Возьмите, мадемуазель. Розетта уходит.
Явление
шестое
Тропшен, один.
троншен. Муж ее, должно быть, сейчас в Трианоне или Версале. Я буду там часа через два с половиной.
Явление
седьмое
Троншен, Розетта.
За сценой — громкий вскрик герцогини. Возвращается побледневшая Розетта.
розетта. Ах, сударь, взгляните, как рыдает ее светлость! (Приоткрывает застекленную дверь.)
троншен. Ничего-ничего, это всего лишь нервы. Дайте ей понюхать эфира и сожгите в будуаре перышко, скажем, вот это. Болезнь ее не продлится больше восьми месяцев. Я еду в Версаль. (Уходит.)
розетта. Какие все-таки черствые эти старики врачи! (Бежит к герцогине.)
Явление
восьмое
Версаль, апартаменты герцога.
Герцог, Троншен, входят одновременно.
герцог. Вы в этом уверены, доктор?
троншен. Ручаюсь своей головой, которую привез в Версаль, ваша светлость. Примите ее в залог, если она чего-нибудь стоит. герцог (садясь и очиняя перо). Ну что ж, всегда небесполезно знать, как обстоят дела. Вы часто ее видите? Да садитесь же! троцшен. Почти каждый день. Ничего серьезного — так, мигрени. герцог. Что представляет собой моя жена? Хороша? Обходительна?
троншен. Она самое очаровательное существо на свете. герцог. В самом деле? Вот не предполагал. В день, когда мы виделись, она была совершенно другой: надутая, жеманная, накрахмаленная. Только что из монастыря, не умеет ни войти, ни выйти, кланяется, как заводная кукла. Правда, свежа и чертовски красива. троншен. Теперь, ваша светлость, она совсем иная. герцог. Еще бы! Маленький кавалер воспитал ее. В нем есть светскость. Досадно, что я не познакомился с ней ближе. троцшен. Между нами говоря, вы имели полную к тому возможность.
герцог (насыпая табак из золотой табачницы в табакерку с портретом). Не спорю, доктор, вероятно, имел, но, честное слово, это так трудно! Маркиза неслыханно деспотична. Как вам известно, я никогда бы не получил от нее позволения жениться, не будь она уверена во мне и в том, что этот брак, подобно всем нынешним бракам, останется лишь чем-то вроде семейной церемонии без всякого значения и последствий.
троцшен. Что касается значения, здесь все зависит от вас, герцог; а вот насчет последствий...
герцог (серьезно). Здесь все зависит тоже от меня, сударь, и в большей мере, чем кажется, но это уж мое дело. (Встает и прохаживается). Знаете, мой старый друг, о чем я сейчас думаю? О том, что честь не всегда следует понимать одинаково. В убийстве по страсти есть известное величие: там, где убивают равнодушно,— оно смешно; когда его совершает сановник или царедворец, оно — безумие. Посудите сами. Я, например, только что от короля. По доброте своей он довольно долго говорил со мной о делах. Он сожалеет о господине д’Орвилье, хотя не защитил его от завистников и отставил от командования флотом, с которым адмирал разгромил англичан. Я друг д’Орвилье и знаю, чего он стоит; его опала огорчает меня; я тепло отозвался о нем и вступился за него. Король охотно меня выслушал и внял моим доводам. Затем он познакомил меня с Франклином, доктором Франклином, типографщиком-американцем, бедняком в сером фраке, ученым, мудрецом и посланцем Нового Света в Старом. Серьезный, как дунайский крестьянин, он ищет у Европы справедливости к своей стране и добился ее у Людовика, Шестнадцатого. Мы долго беседовали с добрым Франклином. Я даже видел, как нынче утром он представил своего внука Вольтеру, попросив благословить мальчика, и восьмидесятилетний Вольтер, отнюдь не в насмешку, а столь же серьезно, как римский первосвященник, воздел
руки к небу, взволнованно покачал головой и произнес над ребенком: «Бог и свобода!» Это было прекрасно, торжественно, величаво. Вернувшись к себе, король говорил со мной обо всем этом со своим обычным здравомыслием и верностью суждений. Он смотрит в будущее без боязни, хотя и не без грусти: он чувствует, что революция, взяв начало во Франции, может туда возвратиться. Он способствует тому, чему не в силах воспрепятствовать; он пытается уположить наклонную плоскость, по которой мы катимся в бездну. Наедине с друзьями он рассуждает и мыслит как законодатель, но действие пугает его. В конце аудиенции он определил мое место в нынешних и грядущих событиях. Так я провел утро. Провел, как вы убедились, далеко не легкомысленно; мне ли заниматься теперь... э-э... семейным делом? Нет, что я! Чем-то куда меньшим, нежели семейное дело,— альковной историей, да еще происходящей в таком алькове, где я не бывал... Согласитесь, для меня это немыслимо. Сострадательная улыбка — вот все, что это может у меня вызвать. Я так чужд этой молодой женщине, что даже не имею права сердиться; но она носит мое имя; поэтому во всем, чем такое ничтожное событие способно задеть чье-либо самолюбие или интересы, положитесь на меня: я сумею отомстить по-приятельски, не изменяя хорошему вкусу, хотя месть моя станет от этого, пожалуй, еще более суровой. Бедная девочка, она, наверно, умирает со страху! (Со смехом прицепляет шпагу.) Не навестите ли со мной маркизу в Малом Трианоне? Меня тревожит ее состояние — утром она была очень бледна. (Звонит. Слугам.) К одиннадцати вечера заложить карету: я еду в Париж... Идемте, дорогой Троншен. троншен (в сторону). Теперь мне осталось одно: не мешать событиям.
Уходят.
Явление
девятое
Париж. Спальня герцогини.
Герцогиня, Розетта.
герцогиня (сидит в пеньюаре за туалетом, готовясь ко сну; волосы, с которых уже наполовину снята пудра, ниспадают ей на грудь длинными прядями, как у Магдалины,— их так и называют «покаянчики»). Который час? розетта (кончая укладывать ей волосы на ночь и убирая ее придворный туалет). Половина двенадцатого, ваша светлость, а кавалера...